ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК

 

В качестве новогоднего подарка сотрудники австралийского Красного Креста принесли нам на несколько часов спутниковый телефон. Я впервые за эти месяцы смог связаться с домом. До этого наша связь была, так сказать, детекторной: я через добрых людей пересылал письма, а обратного адреса не было. Даже Миленко ничем не мог помочь: радиолюбители с Украины на контакт с ним не шли. Однажды мы с о.Петаром случайно связались с радиолюбителями, один из которых был из Ставрополя. Любители обсуждали свои запчасти, а наш радист Мишко на русско-сербском суржике умолял их уйти с данной частоты, поскольку она используется сербами, живущими в резервациях Косова и Метохии. Любители огрызались, что места в эфире хватит всем. Ни о каком сотрудничестве с ними не могло быть и речи. Слава Богу, что они освободили частоту. Теперь потомки английских каторжан принесли нам телефон, который и соединил меня с домом.

- Мамочка…вы все живы? …Остальное, на самом деле, не важно... У меня даже нет твоей фотографии. Только итальянские деньги с портретом Монтесори[1], - моя мама работает в детдоме, и на волне перестроечного энтузиазма, писала даже диссертацию по вопросу семейных детдомов, сейчас это уже никому не нужно. - Да, на долг за газ хватит. Так что не волнуйтесь и берегите себя. Я уже скоро приеду.

 

ПИСЬМО ИТАЛЬЯНЦУ

 

Ciaou, дорогой Андре!

Не знаю даже, удастся ли тут на Косово еще раз встретиться – потому и прилагаю к обещанному подарку небольшое письмо.

Последняя встреча оставила неприятный осадок. Нечто важное осталось недосказанным, – в результате ты мог меня неправильно понять. Надеюсь, что бумага исправит.

Я складываю оружие. Оливье, наверное, обрадовался. Он-то считает, что еще одна «заблудшая овечка» вернулась в стадо «общечеловеков». Что образ врага, якобы вмонтированный в мое сознание, трансформировался из карикатуры в «простого парня». Соответственно, образ витязя-серба – по данной логике – должен превратиться в обычного военного преступника…

Однако, это не так. Ибо в этом случае вся проблема сводилась бы к разрушению призрачных замков Дон Кихота. На самом деле иллюзией оказались не цели, а средства.

Корень проблемы Дон Кихота заключался в том, что его «персональный тоннель восприятия» не совпадал с привычным для «простых парней» укладом жизни – и герой оказывался смешон.

Разные реальности – и вот уже одно и то же вызывает совсем разные реакции. Порою, взаимоисключающие. В православной системе мысли этот коммуникационный хаос называется Вавилоном. Вавилон – это когда уже никто никого в принципе не может понять. Хаос будет логическим завершением эпохи Liberal Values.[2] Потом вас напугают глобальным Холокостом или экологической катастрофой и загонят в банальнейшее тоталитарное общество. Причем построено это общество будет вашими чистыми руками.

Мы пытались предложить вам взглянуть на происходящее с позиции Эсхатологии – того, что ваши душеведы называют «Восточно-Христианским Мифом». Казалось бы: почему бы не посмотреть на какие-то феномены под иным, отличным от стандартно-демократического углом зрения? В конце концов, в философии более совершенной считается та система мысли, которая, будучи простой и цельной, способна дать объяснение максимуму фактов, используя при этом минимум аксиом.

Увы, либеральный догматизм покоится на грамотно составленной системе табу под названием «политической корректности». Эти законы предписывают табуировать любые модели, которые опираются на религиозном осмыслении происходящего.

Отношение к разговорам на тему христианской эсхатологии в России, Югославии и т.н. «Западном мире» существенно различается. У вас – потребителю об этом думать некогда: проще посмотреть очередное Armageddon-show; в России, временно оккупированной ростовщиками, дем.журналистика считает дурным тоном разговоры о смыслах; а в Югославии обо всем этом написано до такой степени много, что те, кому еще хоть что-то нужно, уже и не воспринимают этих разговоров всерьез. Это-то и поставило меня в тупик.

Не мудрено, что не получилось пообщаться с вашими умниками, но вот позиция сербских оппозиционеров была для меня полной неожиданностью. Тут уже действительно: признаю наличие иллюзий.

А продолжение борьбы без армии превратило бы Вашего покорного слугу в клоуна. Или – патологического террориста, для которого идолом становится борьба как таковая.

Все зависит от того: под каким углом и с какой платформы смотреть.

Смысла в такой борьбе в любом случае нет.

Зато можно попробовать по-другому.

A rivederci, Andrea![3]

Павел Тихомиров (последний из могикан).

 

БЛОКНОТ

 

«Наблюдатель всегда видит реальные вещи – феномены, но не соотношения между ними; он наблюдает элементы системы, а не системные связи… Но бывает хуже: запоминается не факт, а свое ошибочное восприятие». (Лев Гумилев).

Мы с вами имеем несчастье жить в информационном обществе. Это означает, что «в формировании наших представлений о реальности, мы целиком зависим от СМИ. Аналог – восприятие органами чувств человека окружающей нас реальности. Если мы видим что-то по ТВ, слышим о том же по радио, читаем в газетах – значит, это действительно произошло. Если мы не видим, не слышим, не читаем – значит, этого не было! УМОЛЧАНИЕ – это первая линия обороны, которую занимают властелины…» (Мартин Коски).

Ну-ка! Кто-то слышал о сотнях тысяч сербов-беженцев? Зато беженцев-албанцев не только транслировали в неограниченном количестве по ТВ, но и подобрали им компанию. К примеру, во Франции накануне агрессии видеоклипы о «гуманитарной катастрофе» составляли одно эмоциональное целое с роликами о «жертвах Холокоста». Сербы, естественно, ассоциируются с гитлеровцами, а Милошевич раздувается до размеров фюрера. Главное – блокируются даже предпосылки серьезного анализа геополитических интересов. Ибо упоминание о наднациональных финансовых структурах автоматически нажимает большую красную кнопку, вмонтированную в том месте, где когда-то была голова.

Среднеинформированный бельгиец рассуждений о геополитике не станет даже слушать. Не станет слушать, потому что видеть перед собою будет уже не Вас, а виртуального фашиста. Анти-NATO-вские манифестации были малоэффективны еще и потому, что их участники преподносились как пособники Милошевича.

Некорректная подача фактологического материала в информационном обществе уже не может сводиться к явной лжи – вместо этого проводится более тонкая работа – смещение акцентов.

Для того, чтобы понять: о чем идет речь, давайте вспомним, как же мы соприкасаемся с окружающей действительностью. Способность соприкосновения нашего внутреннего мира с миром внешним называется чуткостью. Чуткость зависит от чувствительности. Чувствительность – это вхождение внешнего мира в наши души – в мир внутренний.

Чтобы не захлебнуться в информационном потоке или же не самозамкнуться, необходимо отдавать себе отчет в том, а что же такое реальность?

Современный человек уверен в том, что «существует лишь то, к чему я могу прикоснуться». Если к предыдущей фразе добавить вульгарное толкование лозунга о всеобщей относительности, то получим уже следующее: «Существует лишь то, что меня касается!»

«Объяснить» человеку, что же именно его касается и призвана пропаганда, осуществляемая при помощи СМИ. «Реклама давно уже вышла за узко утилитарные рамки… Извлечение прямой коммерческой прибыли… отходит на второй план перед заманчивыми перспективами моделировать мировоззрение других и пропагандировать определенный образ жизни». (Владислав Тамачинский).

Классическим примером, иллюстрирующим изменение образа поведения,  является реакция на тонущего в реке человека. Варианты оценки: ну, что ж, такова кара! (вариант: такова карма!); другой вариант: опасность! Нужно что-то предпринять!

По разному отреагируют представители разных культур. Это значит, что соучастие будет пониматься совсем по-разному. Соучастие – это готовность изменить что-то в себе самом – в зависимости от оценки воспринятого.

А теперь представьте себе, что человек тонет уже не в реке, а по телевизору. Причем тонет не в одиночку, а целым пароходом. Скажем – «Титаником». Вызывает ли картина чувство сопереживания? Чаще всего – да. Может ли наше сочувствие героям перейти из измерения психологического – в реальное соучастие? Нет, не может. Но сотрясение души, вызванное сопереживанием, воспитывает в нас чуткость – способность к восприятию другого.

 Правда, чем чаще пароходы будут  идти ко дну, тем слабее будет сотрясение души. Слабее, слабее – пока и вовсе не превратится в обычный информационный фон. Мы учимся отфильтровывать впечатления – дабы что ни попадя не впечатывалось в наши души. С этих пор начинает появляться нечто, что нас не касается.

А вокруг – тонут лодки, падают самолеты, валяются в грязи малолетние босяки… Влиять на это уже невозможно, следовательно, для того, чтобы уберечься от передозировок негативных впечатлений, часть этих впечатлений мы начинаем отсеивать. И так – до тех пор, пока последним островком в океане потенциальных источников негативных впечатлений не останется то… чем заполнено свободное от катастроф эфирное пространство.

Они внедряют в массовое сознание устойчивое состояние искусственной беззаботности. Как у героев мультфильмов.

Не сомневаюсь, что недалек тот час, когда реакцией на идеологию зубных паст, гигиенических прокладок и газ-воды будет рвотный рефлекс. Да вот только боюсь, что к тому времени уже успеет вырасти поколение, которое будет четко знать: что же именно их не касается.

В этом смысле NATO-вская агрессия на Сербию – событие эпохальное. Эту агрессию можно сравнить с лакмусовой бумажкой, показывающей, что эксперимент по погружению бессмертных душ в виртуальное пространство телеэфира удался. «Теперь уже можно делать все, что угодно. Никто ничего не увидит. Увидят только то, что посчитают нужным показать».

Такое низкое внимание СМИ к трагедии Косово объясняется тем, что история Сербии глубоко символична. Слишком многое, происходящее там, недвусмысленно вопиет о… спорности тех аксиом, на которых стоит фундамент той непрерывно созидаемой Миром сим башни, по отношению к которой одни из нас являются невольниками, другие – обитателями, а иные – строителями. Неплохо устроившимися на подряде.

 

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ПОСЛАНИЕ ПАТРИАРХА

 

Вокруг стола с рождественскими сладостями собрались гости нашего монастыря: несколько испанских офицеров-католиков, которые искренне изучали Православие, а также представители двух протестантских миссий – супруги-баптисты из Америки, которые посвятили свою жизнь благотворительности, и разноплеменная молодежь, представляющая «харизматическое движение». Западные христиане поразили меня своими глазами. Это были глаза верующих людей. Быть может, прельщенных, но не оставленных Богом совсем.

О.Петар на ломанном английском поздравил дорогих гостей, предложил угоститься и начал читать текст Рождественского послания патриарха сербского Павле. Монах Петар старательно читал текст послания, а Александра держала перед собою открытку с посланием и синхронно переводила на английский.

«Неумолимый ход времени приносит и уносит – и личности, и события. То, что сейчас кажется жизненно важным, быть может, уже завтра изгладится из памяти. Личности, которые современниками воспринимаются мощными и сильными, исчезают в небытии – будто и не жили никогда. История уносит с собою все то, что она приносила, меняет и предает забвению. И все это начинает казаться преходящим и относительным. Впрочем, так же, как и мы сами.

Человек может по-разному относиться к пессимизму истории, однако много важнее этого то, как смотрит на историю Бог. Своим непрестанным присутствием и участием в истории. Присутствием в самых незначительных событиях, которые кого-то подталкивают и ведут к намеченной цели. Своим вхождением в историю, Он всякое разрозненное и относительно неважное событие соделывает уникальным и неповторимым. Неповторимым и решающим – и для Бога и для человека. Божие присутствие в истории исцеляет саму историю от присущего ей пессимизма.

Вот и сегодня: здесь и сейчас – в двухтысячный раз мы прославляем событие, которое разделило историю. Мы прикасаемся к событию, которое настолько значительно, что мы начали отсчитывать от него лета и зимы – и дошли в этом счете до двух тысяч.

Две тысячи лет прошло с той ночи, когда в пещере возле Вифлеема произошло величайшее историческое чудо. «И Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин., 1:14) – и стал Сын Божий таким же, как и мы.

Никто другой, но Он – вечный и несотворенный Сын, Слово-Логос Божий, чрез Которого все начало быть. После этой ночи ничто больше в мире не осталось без изменений. Родилось нам «Солнце Правды» (Мал.,4:2) и своим теплом и светом проникло в каждую клеточку человеческого падения и богоборчества.

С той ночи вся человеческая история всех народов свелась к одной лишь дилемме – к одному лишь вопросу – «за или против Христа?» Лишь один вопрос, а ведь именно от него зависит целая жизнь целого народа…»

Гости перестали жевать.

«…За или против? Эпохи, которые были, по большому счету, со Христом – принесли плод, который стал примером и точкой отсчета на все времена. Этот плод зовется христианской культурой. Она представляет собою попытку воцерковления каждой частички человеческой жизни – частной жизни, жизни народа и государственного уклада. Чтобы ничто не оставалось без Христа и не проходило мимо Христа. Мы говорим «попытку воцерковления» – ибо ничего в сем мире не конечно и не абсолютно. И, все же, по большей части, это была глубоко христианская попытка – ибо основная характеристика христианства – это вселенскость: пусть Христос будет все во всем. Помните, как летописец жития деспота Стефана Лазаревича говорил, что он желал, чтобы «жизнь в целой земле его стала бы Церковью Божией». Плоды того жизненного уклада величественны. Христианство перетекло в повседневную основу жизни, охристовило каждую душу и создало атмосферу, в которой душа каждого человека, принадлежащего к народу, который эту атмосферу поддерживал, могла восходить к вершинам вохристовления.

Какую бы мы не взяли область жизни того периода, – везде фундаментом является христианское мировоззрение и жизнеощущение. Это и было тем неиссякаемым источником оптимизма эпохи, которая была за Христа. Так, что даже трагедии – как и наша Косовская – могли в народном сознании приобрести христоликий характер.

Исторические эпохи не могут повторяться, не могут даже какие-то модели из прошлого пересаживаться в современность. Однако то, что остается примером на все времена – это созидательное стремление основать всю свою жизнь на Христе. Поскольку нет такой области жизни в которых могли бы уживаться какие-нибудь другие правила и законы рядом со Христовыми.

Люди, жившие в пространстве эпох, которые были со Христом, хорошо понимали то, что «никто не может служить двум господам… «не можете служить Богу и мамонне» (Мтф., 6:24)

И вот пришла такая эпоха – мрачная эпоха – богоборческая и христоборческая – без разницы: речь идет ли об иноземных захватчиках, рожденных где-то далеко отсюда, или же о части нашего народа, рожденного здесь. Цели и методы всегда одни и те же. Убить Христа в душах, выбросить Его изо всех жизненных областей и поставить владычествовать новых «богов». Всегда, во все такие времена, христиане могли ответить лишь одним способом – своей кровью. И история всей Церкви, и история Сербской Православной Церкви – в такие времена писалась кровавыми чернилами…»

Американский христианин сцепил пальцы рук своих и опустил голову вниз – так, что глаза упирались в растопыренные большие пальцы. Его жена плакала.

«…От Косова до Ясеноваца все Мученики и Новомученики свидетельствовали о том, что нет жизни безо Христа, и не боялись тех, кто способен убить тело. Тех, кто может убить тело, но душу погубить не в силах. Их кровь – это наше основание, но и наша ответственность. Это напоминание о том, что Христос не продается ни за какую цену – даже за жизнь, а уж тем более не продается Христос за положение или за карьеру. Кровь Мучеников – это мерило нашего спасения.

За или против Христа? Как мы можем оценить уходящий век исходя из данного измерения?

Войны и целый океан пролитой сербской крови. Страдание и неволя – это характеристика прошедшего века, и оценить его можно одним лишь словом – крах. Так много войн, так много крови и так мало мира. А мир, который мы имели последние сто лет, и не миром был вовсе, но предпосылками и основаниями для новых столкновений и войн. Государственный  и идеологический авантюризм двадцатого века дорого обошелся и Сербской Церкви, и сербскому народу. После всего этого, нам остается войти в новый век и новое тысячелетие в состоянии полного кризиса. Много сказано об особенностях этого кризиса, но в основе его находится глубочайший и тяжелейший кризис – кризис человечности. Кривое стало правым, а ложь стала истиной. И, вместе со псалмопевцем Давидом, мы можем запеть: «Спаси, Господи; ибо не стало праведного, ибо нет верных между сынами человеческими. Ложь говорят каждый своему ближнему; уста льстивы, говорят от сердца притворного». (Пс., 12:1-2)…»

Александра была неплохой актрисой и в эти мгновения вдохновения была особенно хороша. Читала она поставленным голосом. Негромко, но внятно. Практически безо всякого американского акцента. При всем своем безоговорочном «западничестве», эта девушка порою поражала меня глубоко православными высказываниями.  Причем речь шла не о том, чтобы декларировать какую-то позицию, либо отношение к чему-то, а мимолетные замечания, брошенные вскользь. Как-то Александра разговаривала с Савою об уединении. Речь зашла об отшельниках. Сава поделилась своими страхами одиночества, на что Александра убежденно заверила собеседницу в том, что отшельник не может быть одиноким – ибо рядом с ним пребывает Сам Бог.

«…Двадцатый век устами своей демонической «мудрости» непрестанно проповедовал, что кровь людская – как водица и что нет ничего дешевле жизни. По числу жертв он далеко превзошел все остальные века человеческой истории. Тираны, которые не знают себе равных в прежних временах; идеологические диктатуры, которые существовали – особенно в православных землях, были доселе невиданной атакой на человеческую свободу и на человеческую жизнь. Во имя идеологии миллионы потеряли свои жизни – и лишь за то, что желали мыслить и жить иначе. Что есть человек и чего он достоин?

Двадцатый век сказал, что человек – это ничто; а день сегодняшний – так же, как и тот, две тысячи лет назад – говорит нам, что человек – это святыня. И не одна лишь душа его или дух, но и тело его. Целый человек со своею душою и телом – это неприкосновенная святыня. Это говорит нам день сегодняшний, когда Бестелесный облекается телом, когда Сын Божий становится Сыном Человеческим. В этом наше радикальное отличие от прочих вер.

То, что душа свята, исповедуют и другие религии, но то, что и тело освящается – нигде больше такого нет. Целых восемь первых веков Христианства, охарактеризовавшихся борьбой с ересями, Церковь неустанно и неукоснительно отстаивала эту истину – что весь человек – со своим телом и душою является святыней – причем всякий человек, без различия на его веру и национальность. Всякое убийство, всякое непочтение к человеческой личности и свободе – это грех. В особенности тогда, когда грех этот оправдывается идеологическими или, тем более, национальными мотивами…»

Отец Петар читал это послание, время от времени встряхивая своей роскошной гривой волос и поглаживая длинную бороду. Порою он покашливал – причем так, что весь корпус его приходил в движение – так, что всякий последующий фрагмент он начинал читать уже находясь в новой позе. После этого молодой монах застывал и речь струилась плавно – так, что в сознании выплывал голос патриарха, автора этих строк.

«…В противовес этой мрачной картине двадцатого века мы и теперь перед собою видим молодую мать, которая прижимает к груди только что рожденное дитя. И не холод зимы конца тысячелетия мы ощутим, а тепло сердца. Материнская любовь Пресвятой Богородицы освящает все сегодняшнее событие, дарующее нам ощущение тепла. Рождество – это праздник тепла среди зимы, тепла человеческого сердца. Если нам сейчас кажется, что нет уже места, где человек мог бы «согреться», то это значит, что охладело сердце людское. Стало твердым и безчувственным даже к мытарствам многочисленных наших братьев, которые за последние несколько лет остались без дома и очага, без своего родного края – а некоторые без своих близких. То, что жизнь нелегка – это не исключение, а правило. Это двадцатый век в своей легкомысленности охмурил людей сном о легкой и комфортабельной «жизни в свое удовольствие». А так ведь никогда в истории не было. «В поте лица твоего будешь есть хлеб…»(Быт., 3:19) пророчествует Господь Адаму и это закон человеческой жизни. Однако и мука, и теснота, и тяготы переносятся легче, когда у нас и между нами – тепло.

Ибо в День Своего Второго Пришествия Господь будет нас спрашивать не о том, в какое мы жили время, но о том, как мы относились к своим ближним. Будет ли это нашим адом или нашим Раем? Мы сами своими сердцами – из того, что вложено в нас, и из того, с чем мы соприкасаемся, - созидаем или Рай, или ад. А тепло человеческого сердца способно преобразить всякую ситуацию, а из Вифлеемской пещеры сотворить величественную палату, в которой рождается Царь царей…»

Молодые «харизматы» сидели в неподвижности. Впрочем, вряд ли они были зачарованы, – не были они похожи на тех, кто застыл в оцепенении гипнотического транса. Я пытался смотреть на них не как на сектантов, но как на наших братьев, блуждающих впотьмах своего пути к Истине. Испанский офицер-гвардеец поглаживал форменную пилотку, задумчиво теребя забавную кисточку, без которой эспаньолка перестает быть собою и превращается во что-то усредненно непонятное.

«…Быть человеком задача непростая.

Быть человеком, который вокруг себя ширит людское тепло, еще тяжелее, но это та задача, которая нам приличествует и которую нам поверил Сам Господь – оставаться человеком даже в нечеловеческое время. Оглянемся вокруг себя. Чувствуете, сколько вокруг семей, в которых владычествует лед и стужа, в которых нет больше любви, и которые распадаются. Все больше и больше таких семей. Чувствуете, сколько родственных, соседских, дружеских, кумовских связей разорвано и обморожено стужей. Всех нас может сковать лед раздора и отчуждения, раздражения и зависти, если мы не введем в свои сердца Христа, и, прежде всего, введем Его в сердца своих детей. Ибо лишь Он один может срастить разорванное и успокоить разбушевавшееся, да согреть наши сердца и умиротворить наши жизни.

Так как же мы войдем в новый век и в новое тысячелетие? Этот вопрос мы должны поставить сами себе. Этот вопрос задают и наши братья, разбросанные по всему свету. Будущее сокрыто, неизвестно. Много путей пред нами, но не все они правы. Какие-то из них ведут в пропасть. Однако будущее, которое перед нами – это не только то, что нужно ожидать, но и путь, по которому нужно двигаться. Это, так же, как и наше прошлое, подразумевает ответственнность. Каждый из путей открывается как одна из возможностей, которую необходимо принять с ответственностью и осознанием – ибо над нею висит тот же самый вопрос, который мы только что поставили:

За или против Христа?

Если нам Господь не открывает ближайшее будущее, позволив нам самим творить это будущее, но открыл нам конечную и последнюю истину – что Он во всяком случае победит. И что добро несравненно сильнее зла – и что всякая победа зла в истории лишь временная и кажущаяся. Ибо и пшеница, и сорняк растут рядом – однако лишь до дня жатвы. За или против Христа – вопрос, по которому решится и наше будущее и будущее всех народов.

Мы здесь собраны, вокруг Богомладенца Христа, прославляя Его Рождество, надеемся и обращаем Ему свои молитвы, дабы Он вновь родился и в наших сердцах – и в сердцах всех тех, кто готов принять Его в свою душу.

Мир Божий – Христос Рождается!

Ваши молитвенники перед колыбелькой Богомладенца: архиепископ Печский, митрополит Белградско-Карловацкий и патриарх Сербский Павел со всеми архиереями Сербской Православной Церкви». 

 

ЭПИЛОГ

 

«Они воруют нашу память – историю обрезают уже не на годы, но на столетия. Церкви – мечетями называют. Затирают азбуку. Могильные камни молотками в щебёнку превращают. Разоряют колыбель нашу.

Отнимают у нас то, что никто не мог отобрать – наши лавры и престолицы… Уже и не знаю даже: что осталось моим. Где границы земли моей… Народ мой в наймитах и рассеянии… Нет больше прав на недвижимое – сгорели они бумажками землевладения.

Не знаю – остались ли права на Нетленное?

Не мы ли сами от святынь своих отказываемся? Не мы ли сами предали себя анафеме?

И вот уже те, кто разогнал всех, кого только смог – теперь даже посох иссохший покушается вырвать из рук…

Жертвенное поле с кровавой травой не смеем называть своим.

Землю, что мы у Неба купили – отдали на попрание!

Отчизна моя!

Готов жизнь свою отдать за тебя.

Знаю, что отдаю.

И знаю, за что».

27 января 1987 это прозвучало на всю страну.

28 июня 1989г на Косовом Поле собралось около полутора миллионов сербов. Они приехали со всего мира – прославлялась шестисотлетняя годовщина Косовской Битвы.

***

 

Январь 2000 выдался снежным. Потом снег сошёл и на стенах неразбомбленных промышленных объектов обнажились многочисленные надписи:  «Милош Обилиh». Это имя героя, который хитростью пробрался в шатёр к турецкому султану Мурату и заколол его. Не мог подвиг сей изменить исхода Косовской битвы, но герой погиб с честью. Ведь важно: каким ты предстанешь перед Судиёй. Сделал ли всё, что мог, или зарыл свой талант и убежал подальше от опасного места, провоцирующего всякие мысли. Но если герои рождаются от любви к Отечеству, а мудрецы – от любви к Истине, то кто же будет рождаться, если Отечество упразднят, а Истину объявят относительной?

Куда подевается бойцовский пыл? Превратятся ли сербские юноши в современных Милошей Обиличей, которые, впрочем, вместо султанов Муратов будут взрывать метрополитены с обывателями? Стать гордыми Карадьжорджами им не позволили. Вместо этого им дали немножко поиграть в героев, спровоцировали на драку – а потом устроили показательное избиение. Трудно сказать: смогут ли стать сербы Обреновичами – которые в интересах Сербства и чалму закручивали, и со швабами[4] раскланивались. Наверное станут. Ещё им внушат, что они сами во всём виноваты. Что NATO ещё и пожалело их, несмышлёных. По крайней мере сербские демократы так говорят уже громче и громче. Скоро их энергия будет направлена во вполне общечеловеческое русло.

Куда будет направлена энергия тех, кто окажется за бортом политически корректного «общеевропейского дома» предположить несложно. Для этого достаточно взглянуть на автобусные остановки югославской столицы. Будочки для ожидания транспорта оборудованы рекламой с подсветкой. Но рекламой не коммерческой, а идеологической. Каждая будочка состоит из четырёх плакатов. На плакате изображена обнажённая девушка с презервативом в руках. Надпись: «Чего ты стыдишься? Пользуйся кондомом!» Муниципалитет столицы – стопроцентно демократический – утверждает, что это – часть программы антиСПИД.

Простите, но я вижу тут нечто совсем иное. Как вы думаете: что будет, если смешать горячую сербскую кровь + недорогие мясными пирожки, приправленными букетом специй + постоянное напоминание о том, чем же, на самом деле, нужно пользоваться? Вот именно пользоваться и начнёшь. А что же делать ещё? Политика – сплошная ложь. Война – безсмысленна. Церковь? Демпресса считает, что именно Церковь участвовала в процессе возвращения в прошлое. Зачем нам в прошлое. Каким будет будущее? А…

Лучше жить настоящим. А потом, когда надоест пользоваться кондомом, можно будет воспользоваться взрывчаткой. Где-нибудь в Париже или Чикаго. Так, что уже и сам процесс, которого больше не нужно «стыдиться», будет восприниматься совсем по-другому. Просто, как элемент героической жизни. Так сказать ступенька на пути к подвигу Милоша Обилича.

А там, глядишь, уже и не захочется никаких взрывчаток. И, вообще, ничего не захочется. Дурь-то выйдет вон. Что, напрасно психоаналитикам и социологам деньги платят?

***

 

Прощаясь с Белградом, чей воздух был наполнен смертоносными продуктами урана, принесенные сюда на крыльях «Милосердных ангелов NATO[5]»,  а души людей были опустошены безнадёжностью, мне оставалось лишь повторить то, что написал когда то Солженицын:

«Как легко мне жить с Тобою, Господи! Как легко мне верить в Тебя! Когда расступается в недоумении или сникает ум мой, когда умнейшие люди не видят дальше сегодняшнего вечера и не знают, что надо делать завтра – Ты ниспосылаешь мне явную уверенность в том, что Ты есть и что Ты позаботишься, чтобы не все пути добра были закрыты…»

***

 

Однажды в огромной холодной каменной церкви мне довелось во второй раз в жизни присутствовать на патриаршем богослужении. Я проспал начало службы, а потому не смел подойти поближе, хотя храм был почти пуст – всего лишь несколько монахинь и беженцев. Так и стоял до самого целования креста у входа. Негромким скорбным голосом разносилась по церкви молитва восьмидесятишестилетнего патриарха.

Патриарх поминал всех здравствующих патриархов. Горьким эхом раздалось в моём сознании поминание «…и свеja Русиjе[6]…» Ну почему мы не можем им помочь хотя бы то тайно!? Мне чудилось, что в тех интонациях, которыми произносились имена иерархов, звучало и отношение к тем православным народам, которые окормляются поминаемыми патриархами.

Потом произошло маленькое чудо. В этот же самый день на трёх восьмиколёсных боевых машинах приехало Руско воjско. Не всё, конечно же, войско, а, всего лишь, группа сопровождения важного груза, доставленного легендарным нашим епископом Саввой, специально для сербского патриарха.

На память русы подарили сувенир - макет Храма Христа Спасителя. Сувенир этот представляет из себя светильник, внутрь которого помещается свеча. На радость матушке Стефаниде, подарок остался в гостиной монастыря. Но русы привезли не только сувенир. И не только кейс.

Вновь вернулась надежда, что Косово’99 – это ещё не всё…

 

 

 



[1] Мария Монтесори – выдающийся педагог

[2] либеральных ценностей (англ.) сокращенно – L.V.

[3] До свидания, Андре! (итал.)

[4] Так называют австрийцев или немцев.

[5] Речь идет о зарядах с обогащенным ураном. Кстати, срок служба американского наемника в оккупированном Космете не должен превышать трех месяцев. Поскольку пребывание в крае больше этого срока может иметь непоправимые последствия для организма.

[6] …и всея Руси…(сербск.)

 


Содержание 1.1  1.2  1.3  1.4  1.5  1.6  1.7      2.1  2.2  2.3  2.4  2.5  2.6  2.7       3.1  3.2  3.3  3.4  3.5  на главную


© Все права защищены. Павел Тихомиров 1999-2001.
При использовании материалов обязательна ссылка на
www.serebro.mksat.net