MEDIA BLITZ-KRIEG[1]
Как же дошло до того, что западный человек стал воспринимать сербов как демонов, а боснийских мусульман – как героев и мучеников? Почему сербы превратились в чудовищных гибридов шиитских фундаменталистов с германскими нацистами? Складывается ощущение, что сербы просто заняли те информационные ячейки, которые прежде занимались как раз вышеупомянутыми мусульманскими экстремистами и немецкими фашистами. Если это так, то необходимо проследить, как же осуществлялась эта «пересадка образов?» На эту тему уже сейчас можно найти целый ряд аналитических работ, опубликованных социологами, живущими на Западе.
Примером такого исследования является работа доктора Филипа Дженкинса: «Конструирование агрессии: демонизация сербов в боснийском конфликте»[i]. Филип Дженкинс – профессор истории и исследования религии, возглавляет программу Исследования Религии в Государственном университете Штата Пенсильвания. Автор книги «Педофилия и священнослужители: анатомия социального кризиса» (Оксфорд).
Доктор Дженкинс объясняет сущность одной из наиболее мощных методологий в современной социальной теории – социального конструкционизма. Как оказалось, за этими отпугивающими научными терминами, находилось обычное мифотворчество, впрочем, вооруженное новейшими информационными технологиями.
Но, если мистификаторы вооружены технологиями, то потребители информации, увы, разоружены тем, что слишком многие из нас устали или же так и не смогли стать личностями, согласившись с игровой ролью, соответствующей той или иной «целевой группе». Общество разоружено тем, что не видать Иванов, Марий и Джонов – зато в изобилии «ботаники», «синие лошади», «альфа-самцы», и «водолеи». И ежедневно вся мощь тяжелой газетно–телевизионной артиллерии напоминает нам: как же сегодня нужно поступать «зеленому попугаю», а все вокруг буквально в шоке от вероломного проникновения Луны в сектор Меркурия. Стоит ли после этого хоть чему то удивляться: тем более тому, что западный человек стал воспринимать сербов как демонов, а боснийских мусульман – как героев и мучеников?
Современный человек убежден в том, что существует лишь то, на что можно поглазеть. Если человек сидит перед «голубым экраном», то для него существует лишь то, что по телевизору передают. От того, как и сколько раз показали нечто, будет зависеть и то, насколько же это самое нечто застряло в препарируемом сознании и стало истинным фактом в каждой отдельно взятой голове. Факт, находящийся в некоем сознании - это то, что оказывает раздражающее воздействие - подталкивает к чему-то.
За
всю историю послепотопной цивилизации еще не было столь мощной информационной
войны, как тот blitz Krieg, который провели агентства по public relations – ибо
противоборство сербов мусульманско–хорватской стороне преподносилось с
бесцеремонной и незавуалированной однобокостью: как умопомрачительная компания
зверств и осквернения, направленная демоническими сербами против беззащитной
популяции хорватов или мусульман.
Как известно, одной из наиболее эффективных технологий пропаганды является перенесение конфликта в плоскость общественной идеологии, что приводит к тому, что сербы в обоих случаях – в глазах телезрителя – безусловно проигрывают.
Хорваты–католики без сомнения воспринимаются гораздо более «прогрессивными», нежели сербы – ортодоксы. Еще бы: папа покаялся перед иудеями и за «Хрустальную ночь», и за «инквизицию», и за Каталонию. Все это пошло в актив католиков как таковых. Зато в активе ортодоксов – негибкость, догматизм и отсутствие покаяния по отношению к иудеям.
Абсурд ситуации усугубляется тем, что сербы являются народом, начисто лишенным традиционного антисемитизма, а как раз хорватские фашисты-усташи отправили на тот свет несколько десятков тысяч евреев. Я уже молчу, что в том же самом лагере Ясеновац хорваты убили более 600 тысяч сербов – ибо кто в это способен поверить? Согласно либеральной пропаганде в лагерях умертвляли только евреев. А все остальные народы, покоренные фашизмом, и палец о палец не ударили, чтобы их оттуда выручить.
Но ничего. Папа покаялся в этом, так что католиков можно простить и назначить хорошими. Не в пример закостеневшим в догматизме ортодоксам, которые, похоже, и не торопятся с покаянием!
С боснийскими мусульманами было чуть сложнее, поскольку последнее время мусульманский фундаменталист воспринимался именно как знаковый символ, автоматически включающий сигнал тревоги. Поэтому акцент переместили в измерение политической экономии: боснийцы хорошие, потому что стремятся к рыночным реформам. В отличие от сербов, которые никак не понимают, что «в чужой монастырь со своим уставом не лезут»; и что раз не хотите интегрироваться по нашим правилам, значит вы – оплот коммунизма! Иное дело – боснийцы.
Американская пропаганда даже пыталась отработать слоган: «Оказывается и среди мусульманского мира немало симпатичных народов!» Даже напротив: «Паршивые овцы терроризма не скроют того, что чаяния подавляющего большинства мусульман совпадают с общечеловеческими устремлениями!»
В албанском варианте обкатывался элементарный прием – нац-большинство, погрязшее в догматизме, не отпускает из коммунистической «тюрьмы народов» нацменьшинство, стремящееся в семью цивилизованных народов.
И вот, после того, как «потенциал угрозы» сербского «милитаризма» многократно усилен, любая информация, отвечающая… точнее – иллюстрирующая эту идеологическую модель, воспринимается не просто как «свидетельство», но как «еще одно свидетельство».
ЧИСТЫЕ ДОСКИ ЧЬИХ-ТО МОЗГОВ
Когда я более–менее близко познакомился с ребятами, с которыми довелось больше месяца работать бок о бок в архиве, то удивило то, что они воспринимали за высокоинтеллектуальный уровень. Когда–то давно, еще во времена Советского Союза, в телепередачах типа «Международная панорама» проскальзывали сообщения типа: «американские школьники не знают, кто победил во второй Мировой» или «школьники не смогли показать на карте то–то или то-то» и т.д. Тогда в такое время верилось с трудом и все это воспринималось как коммунистическая пропаганда о «прогнившем Западе». Еще бы! Если мы знаем столько много, но живем в чем–то хуже их, то уж они–то должны знать не меньше нашего. Ведь и в космос–то тоже летают!
Пришел долгожданный капитализм и к нам теперь. Теперь уже и наши дети доросли до стандартов Барабанов Бронкса или Песчаных Карьеров. Домохозяйки ощущают себя эрудитами: они не только без труда отгадывают сканворды, но и мелодии тоже могут угадать. Рухнул занавес и можно насладиться зрелищем супермаркетов и автогонок Формула–1 по телеканалу «EUROSPORT». Кстати, фирменные автомобили можно изучать уже не только по фотографиям в глянцевых проспектах, но и на наших худо-бедно заасфальтированных проспектах.
В общем, как говорил герой Пелевина «ничто так не выдает принадлежности к низшим классам, как способность разбираться в дорогих автомобилях и в марках дорогих часов…»
Так что глядите, не подкачайте.
Сотрудники международных фирм тоже боятся попасть в разряд закомплексованных. Наверное, именно этим и объясняется подчеркнутая функциональность знаний. Когда я познакомился с архивистами UNMIK – итальянцем Андреа и бельгийцем Оливье, то, дабы найти темы для разговоров, скакал с Бебеля на Гегеля. Ребята держались очень осторожно – ибо опасались провокаций, поэтому тема сошла к малосерьезным вещам – к хобби.
Звукосимвол «hobby» включил в голове моего ровесника из Брюсселя какой–то сигнал и он сказал, что хобби – это проявление комплекса неполноценности – попытки самоутверждения.
Если молодой сотрудник фирмы тратит время на хобби, то это может означать либо то, что он неуверен в своей карьере и пытается утвердиться при помощи ухода от реальности в мир увлечения, либо то, что он не стремится сделать карьеру, ибо тратит драгоценное время разбега не на то, что способствует карьере. В любом случае это понижает рейтинг и перемещает сотрудника в разряд недостаточно перспективных.
Прозвучало как декларация. Точнее – как вызубренная инструкция. А если проанализировать изменение тембра голоса, которым тирада была произнесена, то можно сделать вывод и о внушении. Впрочем, можно такого вывода и не делать. Вообще–то Оливье оказался неплохим парнем.
Зато Андре вызвал безоговорчное подозрение у всех обитателей монастыря Печка Патриаршия – ибо женщины углядели в нем шиптаря, прокравшегося к сербам со шпионской миссией. Родившийся в Тунисе и вряд–ли бывавший севернее Женевы, Андре был – на мой взгляд – типичным итальянцем: смуглым, темпераментным и достаточно неамериканизированным.
Но это проявилось уже много позже, а пока… А пока я примерно наметил маршрут дискуссий. С Оливье спорить бесполезно – он «общечеловек» с головы до пят. «Все хорошо, а главное – относительно. Так что каждый по своему прав». Ладно, - думаю,- знаем мы и такой выход, раз хочешь карьеру, значит будешь слушать о чем мы будем с Андре говорить! Надо же будет начальству отчитаться – или как там называется стукачество по–цивилизованному? Да и потом может заинтересуется. Все – таки эрудицию они должны поощрять: обязан же сотрудник Объединенных Наций «знать врага в лицо?» Ну, в том смысле, что одну из тех наций, что – по каким–то причинам – все еще не общечеловечилась. А там, даст Господь – что–то изменится: душа то духом чует, а не ушами.
Ну, а с Андре – все гораздо проще.
Потом, пару месяцев спустя Андреа Данти решил плюнуть на своего шефа Марко Бьянкини и не возобновлять контракт. Он приезжал к нам в монастырь, и однажды мы даже договорились до того, что когда я обоснуюсь в Сибири, то его, несостоявшегося дипломата, обязательно вытащу на свободу – подальше от «общечеловеков». Ну, а чтобы себя не обидеть, решил намекнуть, что я, к примеру, еще ну, ни разу не был в Африке… так что если он надумает какую–то там экспедицию – то я завсегда рад поучаствовать. Тем более что жители общеевропейского дома вон как измельчали: посмотри на Марко или Оливье!
Но
эти разговоры были уже много позже, а тогда – в первое время моего
сотрудничества с ровесниками из Миссии Объединенных Наций, я сделал очень важный
для себя вывод: то, что у нас было нормальным уровнем советского
студента–эрудита, на Западе «тянет» на интеллектуала! Нет, в своем они – спецы.
Но все, что вне – или хобби, отвлекающее от карьеры, или несерьезный подход к
профессии. Знания должны быть функциональны.
Житель Атлантической Цивилизации NATO до 1991г. имел весьма смутные представления о Югославии. Для тех же, кто проявлял малейший интерес к Балканам, представления о Югославии были сочетанием блока памяти антифашистского сопротивления партизан Тито и блока памяти режима мягкого противостояния Советскому Союзу. Естественно, что все это было покрыто несколько героической аурой.
Развал Югославии даже если и обсуждался, то акцент делался на то, как именно этот кризис отразится на интересах Запада. Этнические составляющие федерации были абсолютно неизвестны, поэтому в истории рекламной компании, освещающей войну в Боснии был период, который можно было бы охарактеризовать как «презентацию мусульманского меньшинства».
Преподнесение событий, нагрянувших в 1992г. было тем более впечатляющим, что образы выглядели достаточно выпукло и контрастно на девственно белом фоне общественного мнения. Люди были ошеломлены – ибо в отличии от руандийцев или кампучийцев убивали европейцев, причем война в Югославии была первой главной вспышкой реальной наземной войны на европейской почве начиная с 40-х годов, если не считать Венгерского восстания 1956 года и непродолжительной гражданской войны в Румынии в 1989г. Потрясенным людям необходимо было определить свое отношение к происходящему. Свою позицию.
***
Однако, как сказал мой коллега Оливье: «Все – относительно!»
Ту же самую фразу несколько раньше изрек другой человек и по совершенно другому поводу, но т.н. культура постмодернизма весьма остроумно решила проблему контестуального беспредела, объявив перевирание смыслов сказанного забавной игрой. И вот уже характеристика законов материального мира переводится в измерение духовное. «Если Бога нет, то все позволено».
|
Изменения в мироощущении приводит к изменению в мировоззреними. Устоявшееся повреждение Образа Божьего в нас передается наследству генетически. Устоявшееся повреждение в мировоззрении передается воспитанием. И вдруг комфортное состояние души тревожится вторжением чего то инородного. Чего то безпокоящего. Например – колокольным звоном. Или успением кого–то близкого нам человека. Да, мало ли как Дух Святой может стучаться в двери нашей души? Важно другое: впустим ли мы Его в свои внутренние покои? Нарушим ли покой? Способны ли мы сосуществовать с Богом? Или это напряжение окажется нам не по силам? И тогда мы отложим это мероприятие «на потом». До лучших времен. А потом уже дойдет до того, что колокольный звон будет не будить, а раздражать. Так, что переносить его будет невыносимо. Здесь, на земле можно взорвать колокольню. Причем взорвать не одну – а почти что все – как это было в нашей многострадальной Руси и как это есть сейчас в провинции Косово и Метохия. Взорвут колокольню – и полегчает. А что они будут делать там? Как же вы думаете переносить присутствия Того, от Кого мы всю свою земную жизнь убегали как от огня. |
|
