История,
рассказанная раненным минометчиком ночью у печи-буржуйки
|
...Когда сирена
завопила тревогу, мы с кумом никуда не торопились. Устали уже от этой беготни
по убежищам. Надоело. Зачем портить такой чудный майский вечер? Вышли на улицу. Сели
за пластиковый столик. На столике стоял поднос с двумя рюмками ракийи и двумя
чашечками горького кофе. На руках у меня - крестница. А по фиолетовому
небу ползают огоньки. Это - ракеты. Где-то далеко раздается взрыв. Иногда
огоньки вспыхивают прямо в воздухе - это значит, что наши зенитчики поразили
цель на подлете. Мы пьем кофе и
глядим на это сражение. Будто какая-то компьютерная игрушка. Но девочка
начинает капризничать. Ей становится страшно, потому, что она еще умеет ощущать
Настоящее. Она ощущает, что происходящее в небе нашей сербской Шумадии - это
вовсе не игра. Мы с кумом выходим
из минутного оцепенения. Я поцеловал крестницу. - Не бойся. Ацо
рядом, тата рядом. Что нам ракеты? Она успокаивается. На всю свою жизнь
эта юная сербкиня запомнит, что "если рядом папа, если рядом мужчины - то
боятся нечего". Даже если с неба
прилетает огонь и падают дома.
|
|
***
Для того, чтобы
женщина не боялась, она должна знать, что ей есть на кого опереться. Для того,
чтобы ей не бояться бомбардировок, у нее должен быть кто–то, на кого не страшно
опереться. И будет уже не страшно. Потому что, если рядом будет кто – то, все
остальное будет уже далеко. Значит его уже как бы и не будет. Для того чтобы
бомбы оказались где – то далеко, рядом должен быть кто–то, кто сильнее этих
бомб.
***
Статистика
общественной активности феминисток, а так же частота (или густота) заявлений
Папы Римского «в защиту жен, терпящих обиды от мужей» создает иллюзию, что в
коммунистических странах мужской садизм больше развит, чем в капиталистических,
а Православная Церковь, в отличии от Римо–Католической, эти самые избиения
покрывает.
В одном из
декабрьских (1999) номеров черногорской либеральной газеты Vijesti, которая уже
служит – простите великодушно за штамп – рупором антисербской оппозиции,
редактор поместил две статьи. Одна из них посвящена папе Иоанну Павлу ІI,
другая патриарху сербскому Павле. Сравнивая двух Павлов, сравнивают, само
собой, две религии. Понятное дело, что речь не доходит до догматики, но
рассматривается сам феномен воздействия духовного лидера на общество. Точнее –
не на общество, а на социум. Не поворачивается язык назвать совокупность налогоплательщиков
обществом. Пусть будет лучше socium.
Сравнения
осуществляются как прямо – в рамках одной статьи, так и косвенно – в двух
разных по форме и контексту статей.
Вначале о косвенном. На одной из первых полос – там, где пишут обо всем международно-важном – среди описаний кошмаров и трагедий, подкрепленных добросовестными фотоматериалами, обнаруживаешь, что не все так плохо. И вовсе не все вокруг – плохие. Взять к примеру Папу. Мало того, что всю жизнь свою посвятил борьбе за мир во всем мире и примирение с иудеями, в этом мире от немира настрадавшихся – так ведь находит же время и для того, чтобы заступиться за жен, которым от мужей достается. Даже более того: обещает, что правовое общество сможет отработать механизмы защиты от домашнего произвола.
Читатель может
знать, а может и не знать, что механизмами этими будут феминистические
организации, к которым в романском мире, в отличие от мира атлантического –
отношение неоднозначное, но запомнится другое.
Запомнится то, что
Папа – это прогресс. Папа против насилия над женами. Следовательно – Папа за
феминизм. Быть может этот феминизм – не так уж и плохо?
Да и феминистики
подумают, что из всех религиозных фанатиков, католики – наименее фанатичные, не
в пример фанатикам других религий.
Листаем еще
несколько страниц. На центральном развороте, посвященном культурным новостям,
обнаруживаем в левом углу нечто «малокультурное». Являющееся пережитком.
Вот и заголовок тоже
о чем–то вроде «Воскрешени почивших мифов». И вот, среди фотографий
саксофонистов, А.П.Чехова (да! Мы идем на запад. Но ничто культурное нам не
чуждо), а также актеров, играющих в пьесе
«Montenegrini», мы обнаруживаем фотоснимок, на котором запечатлено
нечто, что решительно не пускает вперед – в светлое будущее. Т.е. тянет назад –
в мрачное прошлое. На снимке изображен патриарх сербский г.Павле, целующий
Славский калач – символ сербского рода.
Интересная страна
Югославия. Населена либералами весьма любопытного сорта. Такое ощущение, что со
временем тут на Балканах, действительно, происходят всяческие парадоксы. Вот
все же, наверное, помнят о том, что российские либералы в конце 80-х поругивали
Православие мотивируя эту свою позицию любовью к прогрессу.
Уже в середине 90-х
те же самые либералы оплевывали Традицию исходя из того, что Православие
недостаточно проверено временем. То ли дело Веды!
В Югославии – 2000 можно встретить и тех и
других одновременно. Правда, в разных местах. Черногорские либералы утверждают,
что интегрироваться в Европейский дом невозможно до тех пор, пока не избавимся
от груза пережитков прошлого – т.е. от морально устаревшего Православия, а вот
либералы из Белграда считают, что выход из кризиса – это преодоление Православного
Свято–Савского комплексного мировоззрения и возвращение к столь органичному
сербам Паганству[1].
Впрочем, большинство либералов основывают свое мировоззрение на подчеркнуто
безрелигиозной аргументации.
А черногорцам–то
хочется быть и «современными» (чтоб в Европу приняли!), и «духовными» (чтоб с
кровожадными сербами во главе с патриархом не перепутали!). Как же можно быть:
и «современным» и «духовным» одновременно?
Вопрос этот может
разрешить лишь Папа. У него и нужно поучиться. Помните: он – за феминизм. И за
демократию. А вот патриарх – совсем наоборот. За сильную армию и сильное
государство. Значит – за усиление Белграда. За усиление Белграда – значит за
ослабление Черногории.
Или: по–современному
– республики Monte Negro.
А раз уж сам
Патриарх против демократии, то можно себе представить только: какие же женоненавистники эти самые
православные сербы.
От них можно ожидать
чего угодно!
В том числе и
лагерей насилия. Точнее – лагерей изнасилования – «rape camps», ставших
настоящей сенсацией.
Для того, чтобы
гражданскую войну в Югославии включить в программу: «Холокост не должен
повториться!», необходимо было назначить того, кто будет евреем, и того, кто
будет нацистом.
И как быть, если под
рукою нет ни немецких газовых камер, ни американского ядерного бомбометания на
Японию или напалмового ливня во Вьетнаме?
Если нет привычных
преступлений, раскрытие которых позволяет посадить преступника на качественно иную скамью подсудимых –
необходимо нечто уголовное назначить политическим. Помните, как было у нас:
украл у соседа – одна казнь; украл у социалистического отечества – казнь совсем
другая и т.д.
Если нет в Боснии
напалма и газовых камер, значит должно там быть нечто, что качественно
сопоставимо с Освенцимом и Хиросимой (о которой, естественно, помалкивают).
И вот в 1993/94
годах – годах триумфа кинофильма «Список Шиндлера» - происходит еще одно
символическое событие. Борцы за «хуман райтсы» добились того, что на основании
сексуального притеснения можно добиться «политического убежища» в США и Канаде.
Более того, если в какой-то части земного шара будет зафиксировано «сексуальное
притеснение», Соединенные Штаты будут вынуждены «во имя защиты хуман райтсов» и
«недопущения повторения Холокоста» осуществить миротворческую акцию,
направленную на установление прочного мира во всем мире.
Из этого следует вот
что. Во-первых, теперь уже фиксация «сексуального притеснения» ставит режимы,
которым это «притеснение» инкриминируется как «присущее», в один качественный
ряд с режимами, которым были присущи иные
формы геноцида.
А во-вторых, нарушение каким-то режимом «хуман райтсов», к которым теперь было причислено и сексуальное притеснение, является полноценным поводом для силового вторжения.
Рассмотрим звенья
цепи машины информационного blitz Krieg-a:
Первое. Существуют
общества, которые предрасположены к нарушению хуман райтсов, существуют
общества, которые законодательно ограждены от этих нарушений. Переносим
правовые нормы в иные контексты: в контекст политический и религиозный.
Пост–коммунистические общества, в которых доминирующим религиозным
мировоззрением является ортодоксальное христианство, потенциально
предрасположены к тому, чтобы преступления на сексуальной почве оставались
безнаказанными. Именно в таких обществах вероятность покрытия преступлений на
сексуальной почве достаточно высока.
Механизмы
защиты отсутствуют, ибо данное общество находится вне действия правового поля,
соответствующего однородному цивилизованному пространству Нового Мирового
Порядка. Поскольку данное общество находится вне однородного правового поля, то
оно подвержено воздействию опасных антиобщественных сил.
Второе. Существуют общества, в которых сумма идеологических установок способна сформировать такую среду, которая будет благоприятна для взращивания социально-опасных типов, то зафиксированные случаи насилия будут обретать уже символическое звучание. Т.е. кадры хроники, иллюстрирующие злые следы войны будут истолковываться уже исключительно в идеологическом контексте: насилие не будет теперь толковаться просто как проявление недисциплинированности солдата, что было бы символом агрессивного нецивилизованного духа самой армии.
Насилие будет
истолковываться как акт устрашения противника. Поскольку же сербская сторона не
опровергла информационную компанию «Война против женщин в Боснии-Герцеговине»,
а ортодоксальная церковь не приняла участия в экуменическом соборе,
объединившем в декабре 1992г. католиков, протестантов, группы мусульман и
иудеев, то из этого можно сделать вывод, что сербы не осуждают использование
устрашения мусульманских женщин как «оружия войны».
С подачи
феминистических организаций сербы обозначаются как нация, предрасположенная к
жестокости и преступлениям против человечества.
Третье. По иронии
судьбы вышло так, что спецвыпуски феминистических изданий, посвященных «Rape
camps» в Боснии, перещеголяли в своем натуралистическом преподнесении
изнасилований и сексуальных извращений даже издания коммерческой
профессиональной порнографии. Это щекотание нервов должно было компенсировать
то, что несмотря на слухи о том, что «сербы изнасиловали даже больше женщин,
чем красноармейцы Советской Армии», мифические «лагеря насилия» ни в г.Тузла –
ни в иных местах обнаружены не были.
Однако дело было уже
сделано.
Следовательно, преступным сообществом уже назначалась вся группа лиц, идентифицированных как серб/ортодокс.
Сербские нацисты, в
отличие от компьютерных целей не могут поражаться электрическим импульсам. Для
поражения злодеев как раз и необходимы современные вооружения, на которые
приходится отчислять деньги из бюджета. И немалые. Но цель оправдывает
средства. Ибо цель – недопущение Холокоста.
Vivat, NATO!
***
По страшной иронии
Европейской истории гражданская война в Югославии развернулась именно тогда,
когда хозяева Атлантической цивилизации лихорадочно искали большого серьезного
«пугала».
Угроза Холодной
войны становилась все более и более неправдоподобной с середины 1980-х, а после
«подавления» «путча» в Москве в августе 1991 г. стала просто нереальной. Ирак и
Саддам Хусейн ненадолго сыграл роль «пугала», но после «Бури в пустыне», когда
стало ясно, что реальных противников у NATO – цивилизации нет, необходимо было
этой военно-политической силе трансформироваться в иное качество. Стать
гарантом правопорядка в глобальном масштабе. Т.е. превратиться в общемирового
полицейского. Без иронических «кавычек». Но зачем полиции стратегические
бомбардировщики?
Для того, чтобы
поддерживать ВПК[2]. Для
того, чтобы поддерживать имидж доллара как эталона во взаиморасчетах между
людьми. Для того, чтобы людей можно было склеивать не имея клея как такового.
Вместо клея можно использовать растворитель. Как изделия из пластмассы можно
«склеивать» при помощи растворителя, так и «чужих людей объединенности» можно
добиться деформируя их души принадлежностью к некому коллективному духу.
Но растворитель не
склеивает, ибо клей – это некая третья среда, являющаяся для двух сред
промежуточной. Растворитель паразитирует на свойствах тех, кого необходимо
«спаять». Прежде, чем спаять, необходимо разрушить. Хоть чуть-чуть. Нет у них
Цемента, чтоб души соединить воедино. Вот и ищут растворитель.
Таким вот
«растворителем, соединяющим без клея» является козел отпущения. Негативная
эмоция, которую может подарить лишь общий враг. Как говаривала Фаина Раневская:
«Девочки, а против кого дружите?»
Какая же без этого
«пятого элемента» может быть достигнута «чужих людей объединенность»?
Это поважнее, чем
банальное обоснование «гонки вооружений».
***
литература