Посеешь поступок - пожнёшь привычку, посеешь привычку - пожнёшь характер.

 

Мудрость народности Долбеньяху.

 

Бывает.

 

В цехе начался пожар. У токарного станка рабочего Сквознякова  заблокировало "автомат".  Как назло, установленная с перекосом заготовка ещё больше сместилась от положения геометрической нейтрали.  Теперь она стучит о станину. А вокруг паника. Главный инженер Потапов бегает по цеху с кувалдой и воплями: "Что встали, дармоеды! Я  вам дам обделываться! А ну быстро все выносим станки из цеха!  Я  сказал: быстро!!".  С помощью кувалды главный инженер Потапов  пытается  расшевелить инертный пролетариат. Временами до Сквознякова долетают  звуки ударов металла по металлу. Это знаменитые кувалдовые подзатыльники инженера Потапова.  Сквозняков достал из инструментального  ящика скрипку.  Начал играть тему морского волнения из оперы Вагнера  "Летучий Голландец". А инженер Потапов с кувалдой наперевес уже  совсем близко. Звучит музыка. Теперь инженер Потапов, яки и кувалда, совсем далеко. А море совсем близко. Вот оно, море...

На палубе боевого корабля под солнцевосходным флагом во главе  батальона кайтенов стоит Сквозняков. 

Торжественно.

Облачённый в  белый парадный костюм, при сабле и иероглифированном хайратнике  вдоль строя  гордых  бойцов  отчаяния рассекает адмирал Суканахер.  Отсутствие волнения.  Полдень.  Безоблачность.  Настроение у  всех  праздничное.

- Итак, дорогие мои. Завтра бой. Ваш первый бой... Хм. Я бы  сказал, ваш  главный бой.  Весь мир смотрит на вас овальными от ужаса  глазами. Я знаю, насколько вы отчаянны и величественны. Да здравствует победа и император!

- Ура!!! - звучит отовсюду.

- Ещё раз поздравляю... Теперь - вольно. Разойдись.

Все расходятся.  Сквозняков идёт в радиорубку,  к другу. Друг  Сквознякова,  Волосарп Нотна - радист первого ранга  кайтеновоза  "Восход дракона ". Кайтен Сквозняков стучит в дверь радиорубки.

- Войдите. Открыто.

- Здравствуйте, Волосарп-сан.

- Приветик, если не шутишь.

- Какие там шутки? Здоровье нам всем вскоре  пригодится.   Завтра - первый бой.

- Для кого первый, а для кого и последний... Как там твои бойцы? Поджилки трясутся?

- Шутишь?  У нас элитное подразделение. Все поголовно мегафанатики.  Каждый  сдал на водителя торпеды высшего класса.  Боевой дух  тоже на уровне. Blood Marale - наивысшая ступень по шкале духа.

- Ну ладно,  ладно.  Не кипятись ( самурай хреновый ).  Я это  так, не подумавши, сказал... А как поживает наш общий знакомый Хирург-сан?

- А ты нас с Хирургом не равняй. В его батальоне человек пять  всего - водители второго класса,  а у остальных и того ниже квалификация.  Наши цели - авианосцы,  а у них - так,  баржи-дерьмовозы.

Вот у его орлов, может, и трясутся эти... поджилки. А у...

- Ладно,  ладно.  Успокойся... Да убери ты руку с меча, а то мне уже страшно. Всё, всё! Боец отчаяния, в натуре, отъявленно отчаянный. (И как вас только без намордников к людям выпускают?  Зверьё  ведь  форменное.)

- А как же,  дружище,  без этого? Мы - вражеский ужас и Императорская опора.

- Отпетый вы народ - дети востока.  Я вас никогда не пойму.  И  Император у вас странный. Опора у него... Что он, без опоры совсем  падает?

- А ты императора не трожь! Оно святое!

- Я б тебе сказал,  что оно есть,  да не буду.  А то ты  меня  саблей зарубишь и этим подорвёшь боеспособность флота его Императорского Величества... Кстати, чем обязан?

- Нужно радиограмму отправить.

- Шифрованную?

- Нет. Открытым текстом, зато на гопсприте.

- А как же я настучу? Я гопсприта не знаю.

- Так я знаю. Уже всё готово.

Сквозняков протягивает радисту исписанный точками и тире листок.

- Хорошо. Я потом обработаю.

- Нет, это срочно!

- Прямо мгновенно?

- Чрезвычайно мгновенно.

- Про что хоть радиограмма?

- Там примерно следующий текст:

 

Когда  Эпохандры  занимаются  посадкой бибигондры,  Эпитрахоиды чинят им всевозможный вред и препятствия в работе.  По данным Госкомстата,  из-за Эпитрахойдовского  участия в процессе возделывания бибигондры государство за сезон  недосчитывается порядка пятидесяти центропеторов с каждого гутертейжера.  По  этому  поводу  мы взяли интервью у полевого сторожилы -  Эпициклопера Дорварда.  Вот что он нам рассказал:

- За  последнюю  мистиндозу,  мы  отловили примерно пятьдесят нарушителей роста бибигондры. И что показательно! В последнее время,  кроме Эпитрахоидов,  всё чаще  попадаются  откровенные  Терпедайдеры...  В общем, у нас всё в  рамках плана. Так и сегодня мы выявили и обезвредили одного нарушителя. (Вот он лежит - молчит, не говорит совсем. Да, он таков. Урод. Бандит. Вредитель. Змей.) Лежит - молчит совсем. Не говорит  ни разу.  А дашь пинком по глазу, и запоёт, как соловей... Интересно,  что он нам расскажет?  А ну колись, падла... Ты-ды-дыщь...

- Изъятием  бибигондры с полей Эпохандров гордое братство Терпедайдеров убивает  сразу же двух зайцев и одного волка.  Во-первых, выполняются перфоменсарные мероприятия под эгидой проекта: "Монстр и симфонический  оркестр".  Во-вторых, происходит планарное развенчание мифа о криоменальном превосходстве Эпохандров над Эпитрахоидами. Ведь даже ребёнку известно,  что нет никого отмороженнее Эпитрахоида,  естественно,  за исключением Терпедайдера. И, наконец, в третьих. Мы так отдыхаем.  Вот.

- Да-а-а... Нелегка работа сторожилы... Такие они - вредители бибигондры...  В-общем, Паханоиды его уже допросили,  и теперь мне поручено  его заземлить.  Я и лопату наточил. Жизнь пропить - не  поле переспать.  Вот

- Да-а-а. Теоретические изыскания причинно-следственных связей между исчезновением спелой бибигондры (с  полей  произрастания) и  ростом  благосостояния Эпициклоперов ( на фоне уменьшения  популяции Эпитрахоидов и исчезновения имущества заземлённых  особей)  наводит на мысли, что период стационарного состояния правящего режима на Кубе несколько затянулся. Однако никто не  претендует на истинность суждений. Теория - теорией, но ещё и чувствовать нужно. Это как снег руками копать. Теоретически всё просто,  но больно руки мёрзнут. Вот.

 

- Что это за бред?

- Это не бред, а первая передача радиостанции Последний Дом Неуклюжи.

- Да?… Что-то вроде Хирурговской галиматьи, но тексты ещё более идиотские.

- Его наскальная газета "Пианинополамал" - это дерьмо собачье. Так на массы не воздействуют.  Массы, они вообще ленивые. Они любят  слушать, а ещё лучше – видеть...

- Ну что ж.  Минут через десять я всё в эфир отстучу, а сейчас  у меня завтрак. Завтракаю я обычно в одиночестве.

- Понял. Пока...

                                              ...

 

Каюта капитана. За круглым столом сидят двое. Адмирал Суканахер и Сквозняков. Третье, придвинутое к столу, кресло пустует. Двое беседуют.

Время позднее. На неисправных часах с кукушкой без пяти минут два.

- Скажите мне, Суканахер-сан. Вы верите в победу?

-  Да!!!! Силы слишком неравны.

- Но это же нечестно. Может, пока не поздно, отменить светопреставление и всех по домам? А?

- Поздно, мой юный друг! Очень поздно! Мы уже вошли в историю как герои, поэтому не имеем права выходить оттуда, как ублюдки.

- А с другой стороны - это тоже нечестно. Я-то бессмертен, а они, чижики сопливые,  думают, что у нас ансамбль в плане судьбы.

- А кто им мешает стать бессмертными?

- Хм, кто?  Это ведь не вопрос… Это абсурд. Они даже не задумываются над этой проблемой… А если и задумываются, то как стать таковыми, понятия не имеют.

- Дорогой мой. На фига ж  тогда им бессмертие, если не задумываются?  Оно им в упор не нужно… Они же дети востока. Живут для всех… Не то, что ты - эгоист генетический.

Не работающие часы с кукушкой неожиданно зашуршали шестерёнками. Двое обернулись на звук. На часах ровно два. Из открывшейся дверцы появилась кукушка на пружинке.

- Момент "Х", господа. Где-то вашу столицу разъебашили. И к кайтеновозу «Восход Дракона» подобные события приближаются! - произнесла кукушка металлическим голосом.

Щелчок. В пустующем кресле появилось существо, отдалённо напоминающее морского конька.

Ускоряющийся звук метронома. Существо дискретно уменьшается в размерах, приближаясь к центру стола.

Замедляющийся звук метронома. Существо дискретно увеличивается в размерах, принимая вид человека в форме пилота пассажирского авиалайнера. Большую часть лица пилота скрывают огромные солнцезащитные очки.

Пилот занимает первоначальное положение существа - в третьем кресле.

- Существо. Ты кто?

- Я - Klaubautermanne,  или конопатчик в простонародье.

- Ну и что?

- Приближается время гибели судна. Я должен поговорить с капитаном.

- Ясно, я вас покидаю, - произносит Сквозняков и выходит из каюты.

Остались двое.

- Пиздец вашему судну, Суканахер-сан. Часа через два оно дотронется левым бортом до взрывателя плавучей мины. Именно в этом месте, за бортом, расположена крюиткамера… От вашего "Дракона" и щепки не останется. Все погибнут, включая и вас, так как не поверите вы моему пророчеству... Семь лет мы плавали вместе. Очень приятно было познакомиться. А теперь я вас покидаю. Типичная "не судьба"

Пилот в очках, под звуки ускоряющегося метронома дискретно уменьшаясь, приблизился к центру стола.

После, под звуки замедляющегося метронома дискретно увеличиваясь в размерах, вернулся в кресло в облике морского конька, и исчез.

Адмирал Суканахер посмотрел на исправные часы. Показывают без десяти два. На наручных часах десять минут третьего. В неисправных часах открылась дверца. Кукушка на пружинке высунулась наружу.

- Очнитесь, адмирал! Вам не показалось… Хуже! Всё реально есть!    

Адмирал Суканахер открыл глаза. Напротив по-прежнему сидит Сквозняков. На стенных часах по-прежнему без пятнадцати два. Сквозняков по-прежнему протирает что-то на тему: напрасно и бессмысленно.

- Жора. Ты ничего не видел?

- Нет.

- А как же конопатчик?

- В смысле?

- Ну, этот - Klaubautermanne в форме пилота.

- Нет, я ничего не видел.

 

В дверь постучали.

- Войдите!

Споткнувшись об комингс, в комнату буквально влетел судовой кок по имени Тси Ян Хук.

- Осмелюсь доложить, Суканахер-сан: на камбузе странности. Все припасы превратились в сухие бобы. Это случилось прямо во время ужина. У нас на ужин похлёбка была и каша. А теперь бобы даже в тарелках у тех, кто не доел свою порцию. 

Адмирал развернулся к Сквознякову.

- Это что, розыгрыш?

- М-мм… Боюсь, что нет. Я, кажется, начинаю понимать что происходит... Ян Хук-сан, спасибо за новость. Вы свободны.

Кок откланялся и покинул помещение.

- Так что это значит?!!

- К нам приближается клипер "Challenger". Его ведёт мой старый знакомый. Как его… м-м… Капитан Бернард Фок.

- Это ещё кто?

- Crazy charter (Англ. Досл. - Сошедший с ума наёмник… (Перен. Смыс. - Взбунтовавшийся.)) Типичный…

- Что он хочет?

- От нас? Ничего.

- А вообще?

- А вообще он хочет попасть в Вест-Индию.

- А мы тут при чём?

- Мы не при чём.

- А на фига ему в Индию?

- Он поспорил с «главными», что за 90 дней вывезет весь опиум из Овтсежевена назад в золотой треугольник. А те ему такелаж в железо закатали, чтоб облажался.

- Ну, а он что?

- Ну, он и облажался… Теперь плавает в полном парусном вооружении и в глубочайшем трауре… Идёмте на мостик. Возможно, даже увидим.

Двое собираются. Сквозняков надевает плащ и берёт под мышку патефон.

- А это - зачем?

- Так. Для остроты восприятия… Нравятся мне такие штуки… Там пластинка любимая. Вагнер там. Сейчас, как никогда, в тему будет.

                                              

 

- Вон! Вон! Смотрите, Суканахер-сан.

 

На море средний шторм. Баллов шесть, не больше. Луч прожектора-искателя выхватывает из ночного пространства огромный парусник.

Двое на мостике. Наблюдают. Парусник приближается.

- Жора! А кораблик-то против ветра плывёт…

- Да! Бернард Фок всю жизнь плыл против ветра. А теперь же, после жизни, и подавно не пристало повадки менять.

- Говорят, не к добру это - Летучий Голландец.

- Врут… Капитан - премилый человек. Я вас сейчас познакомлю.

Сквозняков щёлкнул пальцами. На мостике постепенно появился седобородый старик в форме капитана. Он возник из мерцающего прямоугольника (будто наполненного помехами телеэкрана).

- Привет, Жора. Зачем звал?

- Вот, познакомьтесь, Суканахер-сан.

- Я с трупами не общаюсь.

- То есть? Это же живой… Посмотри. Дышит, стоит, улыбается.

- Как там в писании. Не судите, и не судимы будите… Книжка глупая, мысли трезвые. Ещё есть дела?! Нет?!! Ну же!!!… Мне пора. Корыто на глазах линяет. Будь здоров, Георгий. Привет Хирургу.

 

Старик в форме капитана постепенно исчезает, как будто съеденный телевизионными помехами.

Заевшая патефонная пластинка пятидесятый раз повторяет какой то музыкальный фрагмент.

Адмирал Суканахер сел на ступеньки трапа. Закурил.

- Я никому не верю, - прошептал он в пространство и, взяв в руку микрофон, неожиданно изменившимся голосом заорал. – Аврал!! Свистать всех наверх!! И это… По местам стоять!! К бою приготовиться!! Кх-х-кх…

Откашлявшись, он продолжил:

- По данным аэроразведки - в пяти кабельтовых к  северу первая цель! Вражеский авианосец! Сквозняков-сан, готовьте своих бойцов, будем врага убивать… посредством своих убивать.

- Не понял... Какой авианосец? Нет там ничего.

- Ах так! Молчать и рапортовать! Ходить!! Идти!!! Это… Лежать!!! Вставать!!!… Пререкания со старшим по званию????!!!  Да я тебя первой же торпедой к Едрене Фене отправлю!!!! Занять своё место по боевому расписанию и, это, к бою приготовиться!!!!!

- Насчёт боя - пожалуйста, но… ведь нет там ничего, один клипер Бернарда Фока.    

- Раз я сказал - авианосец, значит, авианосец! Мне хоть байдарка шестивёсельная. Будет твой Голландец виртуальным авианосцем. Я сказал!

- Понял… Первый батальон закончил астральную подготовку к квазиатаке виртуального авианосца "Challenger". Разрешите приступить?

- Приступи, родимый. Обязательно приступи. И катись с глаз моих... Немедленно!!!!

- Есть.

Сквозняков ушёл. Адмирал снова взял в руки микрофон.

 

- Командир второго батальона кайтен Хирург, поднимитесь на мостик! Вас вызывает Адмирал Суканахер.

                   

Отступление (в безмутное лето).

                 

- Минутку… Круг. Это тот самый Хирург?

- М-м-да… Хотя это - твой сон. Тебе виднее.

- В принципе… он чем-то похож, только моложе… А почему такое странное имя?

- Точно не знаю… Догадываюсь…

- Ну и?

- Видишь ли. Это повелось ещё с древних времён... В средневековой Европе существовали две чуждые, я бы даже сказал, враждебные друг другу медицинские корпорации - Врачи и Хирурги. Занятие первых - исключительно теория. Поле действия вторых - только практика. Я знаком с одним ярким представителем первых. Это некий Гемфри Дэви... Не менее ярким представителем вторых, вероятно, является уже знакомый тебе Хирург Иванович Морган... Отсюда и имя. От традиций оно, наверное.

- А куда они теперь делись?

- Кто?

- Ну эти…корпорации. 

- Вымерли… как мамонты… Тоже в древности, появился представитель сразу же обеих корпораций. Его звали Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. "Житель высот" - что в переводе на швейцарский звучит как Пара-цельс. А в переводе на русский… сама догадайся. Доктор двух медицин. Принц фармации. Рыцарь в профессорской мантии. Он первым оказался вне глупого противостояния. С него всё и пошло… Но мы отвлеклись. Что там дальше?

- Да, продолжим.

 

                                           

 

- Хирург! У меня к вам конфиденциальная просьба. Вот письменный приказ, - адмирал приставил к носу Хирурга гербовый лист о пятидесяти подписях и пятидесяти же печатях. - Прочитайте… Вслух.

Левой рукой адмирал Суканахер держит приказ. Правой рукой судорожно шарит по ручкам настройки диктофона.

- В  течении двадцати минут с момента прочтения сего Хирургу Ивановичу Моргану надлежит: силами второго батальона кайтенов изолировать Георгия Пантелеймоновича Сквознякова путём заточения его в водонасосный отсек 50 на 9-й палубе. Ого!… После Хирургу Ивановичу Моргану надлежит принять на себя командование первым батальоном кайтенов и уничтожить вражеский авианосец "Challenger", который сейчас находится в десяти кабельтовых к северу от кайтеновоза "Восход Дракона" и может начать следовать в неизвестном направлении в любую минуту.

- Просьба понятна?

- Нет.

- Ну, и замечательно, - провозгласил адмирал, разрывая гербовый лист приказа. - Приказы, как говорится, не обсуждаются. Выполняйте!!!

- А можно хоть короткий комментарий о происходящем? 

- М-м-м…- шёпотом, - Сквозняков (скотина) - бессмертная тварь. Попав в заточение, он станет нашим талисманом неуязвимости. Вам, Хирург-сан (также твари бессмертной), всё должно быть, как нигде, ясно. Ведь не обязательно, чтоб наш талисман носил фамилию Сквозняков? Правда?… Выполняйте!!!

- Есть.

                                        

 

Беспощадно избитый, скрученный по рукам и ногам Сквозняков возлегает на кабельтрассе в водонасосном отсеке.

За герметичной дверью двое. Это часовые. Юнга Анар и мичман Хо. Они курят марихуану и обсуждают происходящее.

- Подумать только! Ещё вчера был верным сыном империи, а теперь такая мегатрансформация. 

- И не говори. Я всегда подозревал,  что-то с этим Сквозняковым не то. Но что это - "не то" в такой степени, даже для меня открытие.

Между тем в коридоре погас свет.  Где то завыла сирена и спустя мгновение включилось аварийное освещение. Коридор теперь освещён четырьмя красными фонарями.

- Что это, Хо-сан?!

- Не знаю… Ага! Конечно! Появился какой-то мощный потребитель электроэнергии. Силы всех электростанций бросили на его снабжение. Наверно, главный торпедный аппарат.

- Да я - не про то. Почему красные фонари?

- А это, родной, устройство корабля изучать нужно. Рядом крюиткамера. Красные фонари - сигнал внимания или знак опасности… или… короче, не знаю. Что-то они означают, но что - не помню.

Между тем из-за закрытой двери раздаются звуки:

- Идиоты! Прекратите немедленно! Его нельзя торпедировать! Он всех вас угробит!

- Что он сказал?

- Говорит, что кого-то нельзя торпедировать, потому что он нас угробит.

- А-а-а… Ну, это нормально. Сеет смуту. Закрадывает сомнения в податливые умы юнармейцев… Ты его, Анар, не слушай. Типичный вражеский трюк.

- Эй! Стражи! Немедленно развяжите меня! Он же вас всех угробит! Я хочу говорить с капитаном!

- Ага… С капитаном хочет говорить. Может, ему ещё Императора к телефону позвать?

- Может, его развязать? Ему там неудобно.

- Не, не, не! Этого нельзя (вот он нас всех, факт, угробит)… Изоляцией Сквознякова двенадцать человек занимались. Так десять из них теперь в медсанчасти, а остальные вообще - человеческие жертвы. Если б Хирург не вмешался, он бы до сих пор на свободе скакал и диверсии учинял. 

- Эй, придурки! Позовите адмирала! У меня есть ему важное сказать.

- Может, доложить?

Мичман деловито распечатывает настенный телефон внутрисудовой связи:

- Сейчас доложим. Хотя… я сомневаюсь, что с ним будут разговаривать. Он у нас на правах кого? Заключённого. А заключённые у нас прав не имеют!… Говорит экстренный пост из пятидесятого водонасосного отсека. Это мичман Хо. Соедините меня с капитаном. У меня есть ему доложить.

Из трубки раздаётся:

- Капитан занят. У нас торпедирование полным ходом. Поэтому он за себя не отвечает… Ту-ту-ту…

- Эй, за дверью! Там у капитана торпедирование. Он за себя не отвечает.

- Идиоты!! Прекратите всё, немедленно! А то я тоже за себя не отвечаю!… Это же не авианосец, а клипер. Мирное судно. Торговое… На нём трупы... Самые мирные труппы на микрорайоне. Я ручаюсь… Не нужно трупы обежать!! А то… это… они рассвирепеют, и тогда уже я за них не ручаюсь.

- Что он сказал?

- М-м-м, в общем, судя по складывающейся ситуации… по моему… он ни за кого не ручается.

- А-а-а… Ну, это нормально. Типичный вражеский трюк - запугивает. Сеет страх в сердца неопытных бойцов. Ты его, Анар, не слушай… Эй там, за дверью!  Сквозняков(мать твою)-сан. Можешь «не ручаться» потише? А то вместо предателя – сойдёшь за буйного предателя. С такими всё по-другому.

Из-за двери доносятся звуки падения тела на металлический пол. Стоны и нечленораздельная речь.

- Что-что вы сказали? Повторите?

- Всё. Я умолкаю Делайте, что хотите. Торпедируйте, кого хотите. Хоть кашалотов. Вам же хуже... Бернард Фок безопасен. Его клипер - мираж. Галлюцинация. А вот предстоящие события из вас антрекот сделают. Потому что не нужно галлюцинацию обижать. Нехорошо это…

 

                                         

 

На верхней палубе ровным счётом ничего не происходит. Уже выпущена шестнадцатая торпеда. От пятнадцати предыдущих - ни слуху ни духу. Хирург смотрит в бинокль. Все торпеды проходят сквозь чёрный парусник и удаляются в горизонтную бесконечность.

- Что будем делать, Суканахер-сан?

- Запускайте семнадцатую торпеду!

 

                                             

 

Потом.

Раздаётся взрыв.

Потом.

Кайтеновоз "Восход Дракона" разлетается вдребезги.

Некоторые дребезги идут ко дну.

Некоторые вообще неизвестно куда идут.

Некоторые…

 

На вершине взметнувшегося к облакам водяного столба восседают два кайтена. Хирург и Сквозняков. Они пожимают друг другу руки и исчезают. Утративший прежнюю силу водяной столб обрушивается обратно в океан. По поверхности океана во все стороны разбегаются кругообразные волны…

 

Продолжение безмутного лета.

 

- Круг. Что это было?

- Очередная промедольная сказка. Только тебя она настигла с опозданием.

- То есть?

- Так работает промедол, когда ты вышел на марш. Или как говорят в простонародье - сел в систему.

- Так вот он какой - Сквозняков… А кто такой адмирал Суканахер?

- Не знаю. До твоего рассказа я о нём ничего не слышал.

- А кто такие - Колобки? Или как там… Колобкисты?

- А это к чему?

- Ну… В сновидении было... Противоположная сторона... С ними предстояло воевать твоему Сквознякову и компании. Только как они собирались воевать, я себе смутно представляю... Сквозняков утверждал, что у Колобков нет флота.  

- Видишь ли… Это очень длинная история. Сейчас нет времени… Расскажу потом, а сейчас собирайся. Через час выходим.

- А зачем мы едем в Шмиттер?

- Затем, как выйдем из подъезда.

- Ну, а если серьёзно?

- Затем, что ты там никогда не была, а я там всё знаю. Поэтому я буду показывать и рассказывать, а ты будешь смотреть и слушать.

- Так я и здесь никогда не была.

- Поверь. Там круче… Там эпицентр дурости Страны Дураков. Там и продолжим дурачиться понарошку… Тебя же цитируя: Лето. Летом понарошку можно…

 

Отступление.

 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Внимание! В ближайшее время в Шмитер никто не попадает... Потому что не попадает… К сему моменту до окончательного развала всего остаётся 48 часов. За вышеозначенный период произойдут события, способные наполнить содержанием не одну бессмысленно прожитую жизнь. Возьму на себя смелость прервать повествование человека по имени God... Почему?! Отчего?!?!.. А оттого, что до его исчезновения (не только из поля повествования, но и из пространства существования) с этого момента остаётся год. Событие не предсказанное – напротив, запланированное... Теперь он будет занят. Ему не до того и не до другого. И вообще не до чего. Оно и понятно. Подготовка к исчезновению - задача нешуточная. Аспекты: паники, печали, разочарования в данной ситуации отсутствуют. (Э-эй, читатель! Это вас касается. Удивление тоже отсутствует.) Сам господин God в курсе предстоящих событий. Более того. Именно он и поручил мне сделать отступление и после взять повествование в свои руки. Итак…

 

Ура!! Я заговорил!!!

Пожалуй, представлюсь. Гурк Суперангелов. Прошу прислушиваться и задумываться.

 

Юноша и девушка садятся в машину. Двери закрываются. Двигатель включается. Девушка по имени Ольга машет рукой на прощанье. Машина удаляется. Прочь…

 

- Они уехали. Жаль… Жаль? Или наконец-то? Надолго ли? Похоже, навсегда… Прощайте.

 

Пока в машине ничего интересного не происходит (происходят: бензин, жратва, прочие утилитарные проблемы…), я позволю себе небольшой экскурс в историю. Как там у Пастернака ( Ух! Как мы его ненавидим! (Но это проза.)): "Однажды Гегель ненароком и, вероятно, наугад назвал историка пророком, предсказывающим назад". К тому же и у Круга (в данный момент) в голове крутятся подобные мысли. Он это называет - воспоминания…

 

Хрен знает где. И хрен знает когда. Но хрен, он скажет, когда и где. Встретились пять музыкантов. ( История печальная, поэтому её рассказывать не любят. Поэтому про неё почти никто не знает и не узнает. Разве что вы - читатель… Это у меня такой тупой юмор. Зацените.) Дальше бухгалтерия. Имена: Снупи, Мэн, Маер, Ларик и Завхоз. Их инструменты: бас, соло, ритм - гитары, барабаны и клавишные - соответственно. Через очень короткое время стало ясно, что это супергруппа. Они могли всё. Их девушки: Вера, Оля, Таня, Люда и Анжела - посовещались и решили, что отныне этим музыкантам можно простить любую выходку, так  как они (наконец-то  впервые за их недолго прожитые жизни) вышли на правильную дорогу. Причём дорога (в том месте, где музыканты на неё вышли) оказалась достаточно широка, чтобы можно было идти шеренгой. Наравне. На равных!! Не опережая, но и не отставая друг от друга... Нет, нет. Не было аншлагированных стадионов. Грандиозных кругосветных туров и астрономических сборов. Музыканты играли для себя (да и для близких по духу иногда), а на жизнь они зарабатывали прикладной наукой... В общем, все они были немножко учёные. Практически понарошку…

 

Транзит Морсква - Свердновск.

Или просто - выходка.

 

Вчера вернулись из Фиги. Все в сборе. Морсква. Улица Горького. Пять минут без противогаза - выдают медаль Героя Советского Союза. Расположились на ступеньках чёрного небоскрёба с гордым именем " Интурист".

- Долго ещё ждать?

- Снупи. Не кипятись. Одна минута. Она никогда не опаздывает.

Подъехала машина такси. На тротуаре появилась Анжелика.

- Снимайтесь. На Арбат. Деньги будут. Завхоз. Заберёшь у Катрины 650 рублей и обе моих книжки. Она в курсе. И вообще, поешьте чего-нибудь. Меня ждать не нужно… Кстати. Мэн. Не забудь забрать у Клоуна чехол от гитары. Едем сегодня вечером... с билетами пока непонятки, кроме билетов, у меня ещё небольшое дело. Вроде всё…

Уже через форточку:

- В три дня возле Охоты. Привет!

Машина удаляется. Девять человек отрывают задницы от чёрного гранита ступеней. Завхоз закрывает глаза.

- Проспект Маркса. Проспект Калинина. Гоголевский бульвар. Маер, проверь.

Маер не спеша разворачивает карту.

- Всё точно. Влеки, путеводный ты наш.

  

                                         -*-

 

Мыслящий ум не чувствует себя счастливым, пока ему не удастся связать воедино размазанные факты, им наблюдаемые.

                        Дьвердь Хевеши.

 

Арбат. 10:30. Деньги забрали. Книги забрали. Чехол не забрали. Клоуна нужно искать. Антикварная улица чертовски по-длинному устроена… Ага. Вот и они.

Играют трое. Молодой человек с бородкой Люцифера терзает флейту. Рядом, прямо на бетоне, в позе заклинателя змей - симпатичная девочка с гитарой. Ближе к стене - несимпатичная девушка со скрипкой.

 

Рассекая ветра, как бритвою сыр, этот белый красавец выходит на бой

С притяженьем дороги в заоблачный мир. В этот бой он вступает в союзе со мной.

Всегда я прямо ходил, но не видел лиц, и по приколу  в небо, с улыбкой, плевать.

Я был уверен, перед нами всё падает ниц.

Что захочу, могу забрать, что захочу - не отдать.  

Но в пол толчок - как в лоб удар, я закрываю глаза.

Остановился самолёт, уверен, будет конец. 

Но я не видел этот фильм, и я не знаю конца.

Да и гарантия где, что режиссёр не подлец?

И что не драму он снимает в расцвете лет,

Лишь для того, чтоб его титул ещё выше взошёл.

Но дядя, только нам не нужен в чёрной рамке портрет,

И так как все кругом свои, я вслух скажу нехорошо:

Ну предположим, до тебя  я, без сомненья, доберусь.

Хоть всем законам вопреки, мы всё ещё рядом идём.

Ты только нас не отпускай, потом долги подобьём.

Я всем на свете расскажу, что ты вернул мне к жизни вкус.

Ещё удар и правый крен, я открываю глаза.

В иллюминаторе пот и в салоне гарь.

Ты продолжаешь развлекаться - поднебесная тварь?

Тебя в помине, может, нет, а я, как дурень, сижу,

Когда другие ищут трос и одевают жилет,

Их не оставила надежда свою шкуру спасти,

Но помню, плакал ребёнок на протяженье пути.

Теперь ребёнок замолчал, прижавшись к матери груди.

В натуре? Сверхразум есть? Я зря его упрекал?

Устами этого младенца он со мной говорит?

И я закрыл лицо руками и с кресла не встал.

( Какая разница теперь. Теперь турбина горит.)

Шум перекрыл какой-то свист, в хвосте раскатно  грохнул взрыв,

И кто-то в этот самый миг землёй коснулся колёс.

Я вижу - Дядя, ты прав. Твой голос может стоить слёз.

Но, соединённый с моим в один могучий порыв.

Сработаемся!!!

 

Песня заканчивается. Завхоз подходит к парню с флейтой. Протягивает руку. Поздоровался. Девушкам почему-то руку не протянул. Хотя девушек он знает, а парня видит впервые. Девушка. Или девочка? (Хотя…Судя по возрасту, наверно, всё же девушка.) по имени Клоун откладывает гитару и, выбрав мелочь из чехла, протягивает его Мэну.

- Уже уезжаете?

- Проезжаем.

- А-а-а, - тянет девушка задумчиво, - значит, в Свердновск?

- Туда, - кивая головой, соглашается Снупи.

- Где бы вас послушать? Никак я с вашей деятельностью не состыкуюсь. Всего три текста переписала.

- Поехали с нами… Мы будем играть у телогрейщиков, - добродушно предлагает Ольга.

- Это кто это?

- Тамошние братья по разуму.

- Гопота?

- Похоже на то, - вмешивается в разговор Завхоз.

- Почему?… Я вас не понимаю. Хотите, отыграйте у нас в клубе. Вам денег заплатят. Я с папой договорюсь.

- Спасибо. Как-нибудь в другой раз.

- Не понимаю...

Завхоз реагирует бурно:

- Сейчас поймёшь. А ну, Мэн, возьми гитару… Маер. Ты ещё не забыл, как с флейтой обращаться?

- Издеваешься? Это мой третий инструмент.

- Ну тогда разоружи этого племянника Дракулы… Итак! Глубокоуважаемая публика!! Как говорится - прощальная гастроль. Единственная и неповторимая, как мочащаяся моль.

Ларик сделал длинный шаг к собирающимся зрителям. Забрал у какого-то интеллигента, в очках, дипломат (предварительно сделав ему пальцами козу и издав звук, что-то  вроде "Х - ху!"),  тут же, как ни в чём не бывало, сел на бетонную мостовую, расположив дипломат на коленях.

- Завхоз. Я готов. 

- Прелестно… Татьянка, не надо. Я сам… Ария печального прожектора. Поехали.

 

Разрежут ножовкой корону на радость толпы.

И выведут нищих на площадь, во имя борьбы.

Их радость всегда - как бинокль на шее слепых.

А голос чуть громче усопших во славу живых.

Они на тысячу слов в этот час мастера

И протыкая глазами беззащитную грудь,

Они тебе доказали, что убили осла,

И что впредь будут орлами, намечая нам путь.

Вот те, кто не слушают голос смертельно больных.

Их жизнь - это сказка с ужасно печальным концом.

Они, в этот час презирая весёлых слепых,

Уходят под вечер с их юным душою отцом.

В хрустале утра разграблены судьбы девиц,

Продавших жизнь за затяжку контрабандного сна.

Под шелест чёрных колёс и хромированныё спиц

Их к горизонту уносит шальная луна.

С ехидной улыбкой судьба показала язык.

И вот наш несчастный унижен, в неделю - пять раз.

Он видел, как прочь удалялся его ослеплённый двойник.

Тот движется прямо, направив на солнце свой внутренний глаз.

Конец машинного счастья и пропуск в руках.

Он проклинает свой с детства любимый завод.

Играя бликами в окнах, печальное солнце закроет на огненный ключ небосвод.

Испепеляя надежду на светлое завтра, оно включает лишь мысль о потопе в глаза.

Все, рассчитавшись по три, единодушно решили, что им не нужны тормоза.

 

- Ну, как?

- Здорово, - произносит Клоун и отворачивается. Печальный взгляд устремлён на кирпичную стену. Руки в боки. Внешне девушка расстроена, либо задумчива.

- Клоун никуда не поедет! Ты, Ольга, её напрасно обнадёживаешь. У Клоуна строгий папа. И вообще… как говорится: "извиняй, подруга", в транспорт мы тебя вписать не сможем. Сама понимаешь, самолётом летим.

- Я понимаю. Да...

- Завхоз. Уже три часа.

- Да, да пошли. Тут до Охоты семьдесят метров осталось.

Все направляются к магазину со звериными чучелами в витринах. 

- Может, возьмём её с собой?

- Зачем?

- Человек она хороший.

- Ну и понтов? Если я займусь устройством судеб всех хороших людей, то через неделю завернусь от переутомления.

- По-моему, дело не в этом…

- Ага... Он наконец-то заметил, как она к нему неровно дышит… Эй, Зав. Смотри. Будешь богатым. Ты ведь знаешь, кто её папа?

- Больше поговорить не о чем? Если это так интересует общественность, у меня есть Анжелка. Мне её достаточно.

- Завхоз. А на фиг мы в Свердновск едем? Там холодно. Осень. Уже здесь холодно, а там и того хуже… Давай в Шмитер поедем.

- Не нужно в Шмитер. Это слишком добрый город.

- В смысле?

- Там столько фальши, что уши пухнут. Публика там фальшивая. Ими мы ещё займёмся, когда подрастём и окрепнем. А пока рано… Ну, вот и Анжелка. Как там дела?

- Всё в разумных пределах.

- Я рад.

- Вы уже пообедали?

- Не - а.

- А почему?

- Ну как-то так… в общем…

- Пошли в Макдональдс. Там пионэры в фартучках - ни хрена считать не умеют.   Кучу бабок сэкономим.

                                         

 

- Итак! Мы вам должны тридцать пять рублей, двадцать копеек. Не так ли?

- Не так.

- Ай-ай-яй. Неувязочка. Ну, давайте посчитаем…

- Итак! Мы вам должны тридцать четыре рубля семьдесят копеек. Так?

- Так.

- Ну, вот и замечательно. Зав, дай ему тридцать пять рублей… Мальчик, сдачи не нужно. Купи себе мороженное.

- Анжелка. А на сколько мы сожрали?

- Рублей на шестьдесят... Где-то так. Я не вдавалась.

Прошли регистрацию. Очередь на досмотр багажа. Некоторые возмущаются.

- Да тут какой-то шмон всеобъемлющий. Они что, с ума посходили?

На реплику Снупи отзывается незнакомая девушка из очереди.

- Вчера по телеку теракт показывали. Какой-то придурок в Париже бомбу в самолёт припёр и взорвать грозился, если ему не дадут с президентом поговорить.

- Ну и что? Дали ему президента?

- Нет. Президента не дали. Дали по голове. И теперь во всех аэропортах аврал… думают, что в ручной клади каждого улетающего теперь по бомбе.

- Наверное модно так путешествовать - с бомбой.

- Во-во... И каждый мечтает поговорить с президентом.

Вера удивляется:

- А мы тут - при чём? У нас вроде бомб нет.

Снупи понимающе кивает головой. Показывает пальцем на милиционера.

- М-гм, ты это вон ему протри, и не забудь сказать: " Честное слово", а то он не поверит и дубинкой тыкву повредит.

Люда, наверное, хочет шутить:

- Все люди, как люди. Путешествуют налегке. И только у Завхоза и Маера двухвагонные рюкзаки.  

- Мадмуазель. А что вы будите кушать? И про что вы запоёте, когда ударят Угральские морозы?

Анжелика сквозь улыбку качающейся головы:

- Х-хм. Она запоёт: " По приютам я с детства скитался, не имея… "

 

- Маер, у тебя в рюкзаке бомба есть?

- Нет. Только противотанковые мины.

- А противосамолётных нет?

- Нет.

- Хорошо, что мы едем не на танке. А то бы нас арестовали.

 

Татьянка отошла в сторону от очереди. Она наблюдает за работой службы безопасности аэропорта. К девушке подошёл Маер.

- Чего уединилась? Пошли к нашим.

- Интересно.

- Что?

- Там в телевизоре видно внутренности чемоданов.

- Да ну? В этом телевизоре? По-моему, там одни помехи видно.

- Я тоже сначала подумала, что помехи. Потом присмотрелась… а там чемоданы насквозь!

- У тебя, Таня, богатое воображение. Но отечественная техника всё же показывает помехи. Это национальная традиция… Я не удивлюсь, если этот аппарат ещё и жёстко светит во все стороны. Пошли к нашим.

- Подожди. Интересно… Они там чемоданы лазером просвечивают?

- Нет. Рентгеном. 

- А это не одно и тоже?

- Нет. Лазер - это аббревиатура: Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation, а Рентген - фамилия учёного.

- А при чём тут учёный?

- Ну уж не знаю. Наверное, совсем не при чём. Так, паразит. Присвоил себе имя аппарата для досмотра ручной клади.

 

Завхоз и Анжелика тоже в стороне от очереди.

 

- Ну что скажешь, родная? Если они откроют мой рюкзак, то выполнят план по пресечению незаконной перевозки наркотиков на пятилетку вперёд.

- Что?

- Если у них действительно есть такой план, они будут вообще молодцы.

- Не откроют. Фольгу ты уже снял. Стекло не светится ни разу.

- Не совсем так. Там коротковолновое излучение. Ему по барабану - что металл, что стекло, всё равно видно будет. К тому же… Вон, посмотри. В среднем одну из пяти сумок досматривают вручную. Меня это обстоятельство очень огорчает.

- Пронесёт. Ты счастливый.

- Оставьте, любимая. Туфта эта ваша счастливость. С вероятностью две десятых мы в грандиозном скандале.

- Альтернатива отсутствует

- Ага, присутствует... Говорил я, что поездом надо ехать.

- Долго.

- Но верно.

- Не успеем... Бог не выдаст, страна не пропьёт.

- Как бы твой бог не облажался. Вот отойдёт сейчас в сортир отлить и обделит нас вниманием и великодушием... Что мы тогда делать будем? Обделённые.

- Уже мыслители древности указывали на необходимость величайшей осторожности в присвоении Провидению атрибутов, выраженных на языке повседневного опыта. Это, между прочим, твой любимый Нильс Бор сказал.

- Да, я знаю. Но мне не легче. Как оно… Единственный урок истории в забвении её уроков.

- Что-то знакомое. А это кто?

- Твой любимый Бернард Шоу… В общем, вот ваши билеты. Мой пусть будет у меня. Случится шухер, я растаю, и вы меня совсем не знаете.

                                            

 

Все за запретно-заветной линией, отделяющей настоящих пассажиров от псевдопассажиров.

Идут к автобусу.

Садятся.

Едут.

Вокруг - лётное поле. И самолёты, самолёты, самолёты…

- Который из них - наш?

- Вон тот. Самый здоровый. Называется ИЛ-86.

- А чего везут в другую сторону?

- Ну, мало ли на свете таких самолётов? Видать, тот ИЛ-86 был не наш, а к нашему скоро приедем.

Автобус набит людьми под завязку. Завхоз стоит возле самых дверей. Лицом к лицу с Анжеликой. Девушка целует его в губы.

- Вот и всё. А ты скулил.

- Подожди. Они ещё в самолёте как накинутся. Внезапно.

- Не накинутся. Внезапно ничего не бывает. Как говорится - натура нон фацит сальтус (Лат. (Типа):  в природе всё закономерно).

- Ох Анжелка, Анжелка. Сколько можно играть в соловьи-разбойники? Когда ты уже успокоишься, и мы начнём зарабатывать деньги нормальным способом?

- А чем тебе это не способ? В нашей великой и могучей здесь настоящая земля Тома Тиддлера…

- Жизнь посетителя земель Тома Тиддлера мне представляется простой и размеренной, как у начальника склада боеприпасов на эшелоне фронтового обеспечения. Я этой размеренности не ощущаю.

- А я ощущаю.

- Ну это ты… А мне кажется, что ещё немного, и всё рухнет.

- М-гм. И придётся бежать и прятаться?

- Нет... Придётся всё строить заново.

- Моя ты прелесть. Люблю я в тебе это качество - упрямство.

- Упорство?

- Не-а. Упрямство…

В салоне самолёта играют Beаtles. Стюардесса раздаёт газировку тем, кто не будет блевать, и пакетики тем, кто будет. Капитан корабля всех приветствует и желает. Все слушают и предвкушают.

 

- Танька. Чего так съёжилась? Расслабься.

- А-га. Сейчас полетим.

- Ну, полетим. Тоже мне, делов. Ты что, никогда в самолёте не летала?   

- Нет.

- Ну и что? Вон Людка тоже впервые летит, а ведёт себя вполне естесственно.

- Это она-то впервые? Она с Лариком каждый день летает. А иногда и по два раза в день.

- А, да. Правильно… Эй, Ларик. Сколько налетал?

- То есть?

- Ну, на данный момент, сколько у тебя часов налётано?

- Вся моя жизнь - полёт Степашки над гнездом Гаркушки.

Все смеются. Анжелика передаёт газировку.

- На, пилот, не облейся… Да, он у нас действительно самый летальный персонаж… вне конкуренции.

 

Самолёт долго куда-то выруливает и наконец взлетает.

 

 

Человек в процессе познания природы может оторваться от своего воображения, он может открыть и осознать даже то, что ему не под силу представить.

                Лев Ландау.

 

Как говорится: "20 минут, полёт нормальный". Телеметрические данные тоже в норме. Ларик с Людой о чём-то шепчутся. Временами с их кресел долетает приглушённый смех. Завхоз поворачивается к Снупи.

- Нас встретят?

- Встретят.

- А в город отвезут?

- Отвезут.

- А…

- Зав, успокойся. Всё будет нормально. Горб обещал, значит всё будет, как в лучших домах.

Внимание Завхоза привлекает Ларик.

- Посмотри.

Завхоз смотрит. Ларик, заговорщицки подмигивая, демонстрирует выглядывающие из кармана 8-9 конвалют чего-то. 

- Что это?

- Амизил… Ну что, полетаем?

- Анжелка. Что есть амизил?

- В смысле?

- Вон. Ларик предлагает.

- А-а-а. Можешь съесть 10-12 таблеток.

- А что будет?

- Освежатся воспоминания об утреннем промедоле.

- А ты?

- Я тоже, пожалуй съем… Кстати, people! Если Ларик действительно настолько щедр, как кажется, это можно всем. Ну, Мен не будет. Ларик и Люда, наверное, сами знают, сколько им. Мне, Завхозу и Маеру - по 10. Остальным - по 15. Пожалуй, Вера исключение - ей 7. В общем, амизил сейчас - как раз то… Зав, позвони стюардессе. Пусть газировку принесёт. Я сейчас.

Анжелика встаёт. Берёт сумочку. Удаляется в направлении хвоста самолёта. Завхоз поднимается. Идёт следом.

- Ты куда?

- В сортир.

- Будешь двигаться?

- Нет.

- А если честно?

- Ну, немножечко.

- Да, да, да. А потом ещё этот амизил. А потом я тебя, как позавчера, на руках попру. Да?

- Спокойно, студент. Всё под контролем.

- Анжела. У тебя преждевременная эйфория от правильного прохождения досмотра… Ещё на место не прибыли. Покупателя только по телефону знаем.

Анжелика остановилась.

- Ты боишься?

- Нет, я опасаюсь...

- ???

- Отрицательный результат невозможен, если сведены к нулю отрицательные предпосылки.

Анжелика улыбается. Обняла Круга за шею. Поцеловала.

- Как там у вас, математиков? Наводки Чаноша работают на 99 целых и 99 сотых процента. Братья сестёр не кидают... Братья сестёр любят и ценят. Пошли со мной.

- Никуда я с тобой не пойду и тебя никуда не пущу.

Анжелика  смеётся.

- Ну и что, мне в трусики писать?

- Нет... Давай сумочку, и иди, куда хочешь.

- Ну, хорошо. Пошли вместе. Я буду умницей.

- Ну, пошли.

Идут.

- А конфуза не боишься? Я начну приставать.

- Это всегда пожалуйста, только баян в покое оставь. 

 

                                          

 

Завхоз и Анжелика возвращаются в приподнятом настроении. Они не трахнулись и не укололись. Они что-то поняли.

- А вот ваш тархун. А вот ваши конвалюты. А на Маера, по-моему, уже подействовало.

Завхоз смотрит на Маера.

Парень очень занят. Он включил весь свет, до которого мог дотянуться. Направил этот свет на свой откидной столик. На столе разложены какие-то ноты. Маер озабочен. Что-то пишет.

- Что такое, дружище? Тебя вдохновением накрыло?

- Т-с-с. Не мешай, - произносит, приложив палец к губам, Татьянка.- У него творческий процесс.

Завхоз наклоняется к Маеру. Смотрит на рукописи. Между нотными станами располагаются арифметические выражения. Какие-то формулы. Вычисления в столбик. На самих нотных станах Маер нарисовал множество нот и аккордов.

- Что-то мне это напоминает, - произносит, почёсывая затылок, Завхоз. - Ах да! Это же Пифагорейская последовательность золотых дробей… М-да, Маер. Ты нескромен. Смотрите, people. Его труд называется - фундаментальная соната "Внутри".

- Ага, - отзывается Маер.- Завхоз, оказывается умеет читать… А знаешь, как это с точки зрения музыки прозвучит? А ну,  Мэн, дай гитару.

- Маер, не нужно гитару. Ночь за бортом, и публика спит давно.

Все обращают внимание на Мэна. Спящий Мэн в этот момент не открывая глаз, зевает и  издаёт что-то наподобие "о-ох".

- Мэн наш спит и видит сны про падение с сосны. Зав, дай его гитару.

- Не дам. Я и по нотам нормально вижу, как оно прозвучит… А (Завхоз читает рукописные строчки под названием маеровскоги сонаты)… Пифагорейская гармония целочисленных отношений в устройстве материального - есть абсурд!

- Возможно.

- Ну и что,  в таком случае, ты в ней нашёл?

- Эта замечательная последовательность правильно описывает некоторые явления, - Маер поднимает глаза. - К примеру, хронологию привыкания к промедолу.

Некоторые пожимают плечами. Завхоз относится к некоторым. Вера производит руками какие-то пассы в пространстве. А кое-кто уже совсем отъехал. В разговоре появляется Анжелика.

- А по-моему, это здорово. Та-та-тата-та-тата…

- Ой, Анжелка. Что ты понимаешь?

- Кое-что понимаю... По крайней мере, мелодию по нотам напеть могу. Я, как-никак, 7 классов музшколы в полном объёме отзвонила. Маер - умница. Как сказал когда-то вами уважаемый Эйнштейн: " Это наивысшая музыкальность в области мысли".

В разговор вмешивается Снупи.

- Да ну вас! Всё это далёкие материи... Ну их в баню, ваши абстракции. У меня настроение классное. Давайте действительно поиграем. Простое поиграем. Ну, к примеру, из Вотерса что-нибудь. А?

- Не нужно играть, - говорит шёпотом Завхоз, - зачем нам неприятности? Ночь. По моему, амизил уже работает. Давайте подумаем обособленно. Как сказал когда-то Бертран Рассел: "Без способности к умственному одиночеству культура была бы невозможна".

Кашель. Люда подавилась яблоком. 

- Зав, на что ты намекаешь?

Ещё несколько взглядов, вооружённых удивлённой серьёзностью (или, скорее, серьёзной свирепостью), уставились на Завхоза.

 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Очень неудачно пошутил. Вышесказанное прозвучало, как будто кто-то процитировал Гитлера на партсобрании коммунистического СССР.

 

- Да ты жуй-жуй, это я так. Шучу. На самом деле культура - дерьмо.

 

Завхоз отправляется в конец салона.

В рейсе явный недобор пассажиров. Треть салона, ближе к хвосту, пустует.

Завхоз усаживается в свободное кресло у окна и закрывает глаза.

                                           

 

Снупи и Ларик играют в карты. Мэн, Ольга и Татьянка спят. Анжелика слушает плэйер. Маер пишет. Люда на это смотрит и иногда тихонько беседует с Верой. А Вера, у-у-у…

Вера совсем девочка (лет пятнадцать). Амизил, наверное, её первый психодислептик. Она полна впечатлений. Возбуждена. Что-то пытается рассказать. И Люде. И Маеру. И всем, всем, всем…

 

Завхоз.

Сначала было темно и тихо. Если вычесть из звукоряда рокот турбин советского самолёта люкс- класса, то остаётся гробовая тишина. После нескольких безуспешных попыток Завхозу наконец-то удалось вычесть. Он открыл глаза. Осмотрелся. Тот же самолёт. Тот же, несколько пустой, салон. Тот же полумрак. Нет! Не тот же. Неподалёку сидят два мужчины, одетые по моде прошлого века. Раньше их не было. Двое беседуют. Завхоз их видит. Кроме того, Завхоз теперь видит, что себя он теперь не видит.

К креслу, в котором только что сидел Завхоз, подходит Хирург, смотрит по сторонам и уютно устраивается в этом кресле ( откинул до упора спинку и забросил обе ноги на кресло впереди стоящее).

Завхоз удивлён.

Встаёт, не видя себя.

Идёт, не видя себя.

Присаживается в кресло возле двух мужчин, по-прежнему не видя себя.

Он узнаёт их.

Узнаёт, несмотря на то, что никогда не видел вживую. (Да и не мог видеть). Одного из мужчин зовут Луи де Броль. Это августейшая особа. Потомок Бурбонов. После рукопожатия руку не мыть примерно три месяца. О втором мужчине сегодня уже вспоминали. Это писатель, или драматург, или идиот… Его зовут Бернард Шоу. Круга не замечают. Диалог двух мужчин в креслах продолжается.

- В большой аудитории Сорбонны, на отличной фреске, созданной Пюви де Шаваном, изображены стилизованные, согласно обычной манере этого художника, фигуры людей.

- Ну и?

- Эти фигуры символизируют науки. Светит солнышко. Одухотворённые лица символов загадочно улыбаются. Но эту светлую поляну окружает тёмный лес, который символически указывает нам, что, несмотря на блестящие завоевания мысли, тайны вещей продолжают окружать нас со всех сторон.

- Так вы утверждаете, что мы на поляне?

- Да. Мы находимся в центре огромного леса. Понемногу мы освобождаем вокруг себя небольшой участок земли и создаём поляну. Глядишь, и повезёт. Найдём полезный рудный пласт или драгоценный изумруд. Однако всё время перед нами прибывает эта таинственная опушка леса - непроницаемого и безграничного леса "неведомого".

- Наука всегда оказывается неправой. Она никогда не решает вопроса, не поставив при этом десятка новых. Как говорится - сколько ёлок не руби, а вокруг всё та же тьма.     

Сзади неожиданно раздаётся голос Хирурга. Теперь он тоже приобщился к дискуссии.

- Господа, это всего лишь классический взгляд на проблему. Вы… Вы, работяги, перемещаетесь по лесу, как бульдозеры, оставляя за собой расчищенные дороги и просторные поляны… Напрасно… Не стоит вашего труда дорогу торить для дебила. В конце дороги той могила и он всегда идёт туда. Пустое это, господа. Есть человеческие особи, способные гулять по чаще, не нарушая формы леса. Им сам процесс исканья слаще, нежель найдённая руда. И не оставит шаг следа, пока они идут в края, где средь ветвей восходит солнце. Само восходит, без пилы. У каждого тропа своя. След улетающей стрелы, запущенной в хитросплетенье ветвей, их возбуждает. И это возбужденье порождает энтузиазм. Способность силой воли подчинить... Иль нет, понять и оценить просторы мёртвые природы. И тут теряется сам смысл искания породы рудоносной. А символ недоверчивости,  злостный, лежит в их радужном мозгу. Статусоносцев я могу без всякого преувеличения оформить авангардом легиона мысли... Делай, как они, и невозможная корона вершителя судеб становится реальнейшим предметом. И осязаема при этом, как табакерка, опустевшая давно. Смысл спора: Истина? Вино?… Абсурд! Чудовищная штука неопределённость. А отвлечённая наука - это склонность к бескомпромиссному движенью. Напротив ветра отторженья парадоксальных перемен. К искорененью власти стаи!…

- Какая реплика крутая, мон синьор. Кто вы?

- Я друг Барона пустоты. Меня зовут…

- Не нужно дальше! Уже я вижу море фальши в произнесённых выше фразах! Уже мерещится обман. И обязательно капкан уже за каждым поворотом. Я вас представил кашалотом мысли. Нечаянно ошибся! Вы тривиальнейший профан…

Перед глазами Завхоза постороннее препятствие. Это препятствие похоже на завесу из телевизионных помех. Дискутирующих видно всё хуже. Уже совсем не видно. Теперь ещё и слышно всё хуже. Теперь уже совсем не слышно… Картинка восстановилась. Всё тот же салон самолёта. Теперь совершенно тот же. Три новых пассажира бесследно исчезли. Завхоз сморгнул. Никто из троих не появился.

В голове прозвучало: "Они исчезли бесследно". Другим голосом в голове спросили: " Отчего же бесследно"? "И то верно",- согласился первый голос. "И то верно, и то верно, и-т-о-ве-р-но…" Вторило ему эхо.

- И то верно, - повторил Завхоз.

На кресле, где только что сидел Луи де Броль, лежит лист бумаги. Завхоз подошёл. Поднял. Читает: "Добро пожаловать в храм отвлечённых наук".

Лист тает в руках и исчезает совсем. Завхоз возвращается ко всем.

 

Маер по-прежнему пишет. Анжелика по-прежнему слушает. Все остальные спят.

 

- Маер. Меня пригласили в храм отвлечённых наук. Что ты можешь сказать по этому поводу?

Маер поднимает растерянный взгляд:

- Поздравляю.

- А серьёзно?

- Это хороший знак.

Завхоз сел в своё билетное кресло. Крутит в руках сигарету.

- М-м-да… Летайте самолётами Аэрофлота, если курение вредит вашему здоровью.

Сигарета смята в руке. На пол сыпется табачная труха.

- Зрение по-прежнему фальшивит.

- Ничего страшного. Анжелка предупреждала. Это кратковременная мегадальнозоркость. Так работает амизил.

Завхоз снова поворачивается к Маеру.

- Любопытно, кто там живёт?

- Где?

- В храме. 

- В храмах не живут. В них служат.

- Ну, хорошо. Что ты можешь сказать о служителях храма отвлечённых наук? Да и о самом храме что…

- Он стоит на открытом месте. Это не крепость и не тюрьма. Храм распахнут всем ветрам обыденности и над главными воротами его красуется надпись: "Служители сего абсолютно от мира сего".

- Фундаментально.

- Ну, тут уж ничего не поделаешь.

Маер демонстрирует отсутствие интереса к беседе. Завхоз демонстрирует присутствие:

- А как туда попасть?

- А… Что…

- Я спрашиваю, как ту…

- Простым смертным не дано.

- А нам дано?

- Это вопрос философский…

- Ну, пофилософствуй.

- Не знаю… Обычно храм рядом. Он везде.

- Где это?

- Ты бывал там иногда, но не помнишь ни хрена, потому как был обдвиган либо обкурен…

- Я?

- Наш Зав скорее был обдвиган, не так ли?… Но это - проза жизни. Я тебя понимаю. Когда-нибудь все будем у ворот этого храма. А пока…

- Что?

- Пока общество слепо, и лишь у Аристотеля существует убежище - некий мир Эмпиреи, где кончается власть классической причинности и начинается царствие законов детерминированного хаоса.

Маер как-то странно улыбнулся и продолжил:

- И предопределённость мыслей ближнего пугающе однозначна.

- А это - про что?

- Это начало цепочки логических рассуждений, приводящих к созданию теории "Возможных Открытий".

- Что-то я не знаком с подобной теорией.

- Немудрено. Ты же теперь не умеешь читать.

- Ну да, в общем-то.

- Вот и объяснение… Если серьёзно - оно свежо. Это из постметафизической картины мира.

- А кто занимался такой проблематикой?

- Ну, к примеру, известный тебе Нильс Бор. Он с этого начинал. Математическое решение проблемы свободы воли.

- Получилось?

- Попытка неудачная. Напрасно?

- Жаль.

- Но всё же попытка. 

- Так бывает. Сунулся не туда, но вовремя одумался… Ну, и правильно. По-моему, в квантовой физике у него всё как нельзя лучше сложилось... И вообще, философия - это пурга. Есть физика, математика, хим…

- Ты не прав. Философия - это universitas litterarum (Лат.  Совокупность наук)… Это ещё вопрос, что важнее - знать, как искать, или знать, что искать.

- А какая разница? Главное - людьми оставаться. Человеколюбие есть - главное.  Что человеколюбие компрометирует, то и неправильно… Яркий пример. Хотя бы твою философию взять. Она же профессионально из под ног необходимую почву вырывает. Всё предопределено! Мир детерминирован! Нет свободы выбора поступков и мыслей! Если так рассуждать, термины "совесть" и "нравственность" смысл утрачивают.

- А чтоб не утрачивали, на то есть бог. Субстанция необъяснимая и всеобъемлюще-вездесущая.

- М-гм. И вездесрущая. Тоже мне, Резерфорд нашёлся…

 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Разумеется, не седенького дедушку этот Маер имел в виду… Этот Маер вообще не так простъ, как обычный гвоздъ (это у меня такой рифюмор, зацените).

 

- Маер. Хоть ты бы бога в покое оставил. Стыдно. А ещё "суперчеловек послезавтрашнего утра". Человеколюбие, оно здесь, - Завхоз стучит указательным пальцем себя по лбу, - для человеколюбия не бывает таких приколов, как необходимость и случайность. Оно…

Маер откладывает ручку и разворачивается к Завхозу.

- А вот тут не соглашусь. Человеколюбие имеет рамки. Эти рамки можно приступить. Умышленно либо случайно…

- Хрен.

- Зав, так бывает… и очень часто…

- Ну-ну… Не будем заострять внимание на эпизодах вопиющей бесчеловечности. Это флуктуации. По своей природе человек всё таки друг человека.

- У-у-у... Ну, пусть будут флуктуации. Допустим.

- Допускай всё, что хочешь. Я тебе целый эшелон примеров в опровержение приведу.

- Возьмём, к примеру, Оппенгеймера. Стоя на целую эволюционную ступеньку выше уродов, он таки сделал уродам изделие для уродов.

- Ну, положим, не он сделал…  

Маер улыбается и качает головой.

- Да, да, да. Положим, что он вообще к этому отношения не имел.

Завхоз улыбается и пожимает плечами.

- Ну хорошо. Сделал… Не он бы сделал, так кто-нибудь другой, какая разница, согласен. Но… Причина не в конкретной личности, а в законах общества. Так сказать - в фундаментальном законе "быдла" причина. Общество - оно вообще делится на две некореллируемые части: общество быдла и общество статуса. Бенедиктенский монах Бертольд Шварц после изобретения пороха и устройства первого взрыва с отчаянием в голосе уверял свидетелей, что он пошутил, и увиденное лучше немедленно забыть. А ведь не забыли. Люди быдла "на ура" восприняли то, что человек статуса забыть рекомендовал.

- Ну да? Рекомендовал?… Впрочем, какая разница. Мы в миллионный раз возвращаемся к проблеме взаимодействия первооткрывателя и открытия. Пустое это, не так ли?

- Так. Поскольку, на то и существует нравственность, чтобы не было этой проблемы.  

- Ну да? Приехали. Раз есть такая проблема, значит, нравственности не существует.

- Это софистика. Если так рассуждать, то бог как суррогат нравственности тоже не существует.

- Я этого не говорил.

- Но ты это только что доказал.

Лицо Маера принемает серьёзное выражение:

- Зав, не лезь в дебри. Не нам решать эти вопросы.

- А кому?

- Кому-нибудь… но точно знаю - не нам.

- Ладно... Спор бесплоден, потому что беспредметен. Ты мне лучше про теорию возможных открытий растолкуй.

- А это из раздела - откровения о странном.

- В смысле?

- Вышеозначенная теория - алхимия в философии 20-го века. Всё началось с отождествления объекта и информации об объекте.

 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: И пусть читатель не удивляется. Здесь мы имеем дело с необычной группой людей (не только в плане музыки, но и в плане человеческой общности). Это самопроизвольно сформировавшаяся, не побоюсь этих слов - модель идеального общества. Каждый здесь в чём то лучший. К примеру, Маер - самый умный, а Завхоз всего лишь самый весёлый. С юмором, в общем, у Завхоза полный порядок. А с остальным, вероятно, у него, несколько, беспорядок. (Хотя сам Завхоз в душе полагает, что это он - самый умный. И непрерывно шутит именно Маер, а никак не он - Завхоз.)

 

- Хорошо сказал. Воодушевляет. Теперь бы ещё факты.

- Факты?… Ну что ж, можно и факты. Ты согласен, что сознание имеет власть над временем?

- Это как?… Нет, не согласен.

- Пример:

 

Записка: "Когда проснёшься, переведи часы на час назад".

 

- Ну и что? Переведу часы и попаду в прошлое?

- Нет, в будущее.

- Ага… Аж два раза. Время - штука относительная. По отношению к Гринвичскому эталону, может быть, я куда-нибудь и попаду, а по отношению к абстрактным абсолютным часам я по-прежнему на месте.

- Ты где-нибудь видел абсолютные часы?

- Нет.

- И я не видел. Значит для меня, как и для тебя, абсолютного эталона не существует. Атрибут сознания - "информация", внёс коррективы в ход событий псевдобезынформационного мира.  

- Но это же игра слов.

- Вся жизнь - сплошные игры. Ты согласен, что малая энергия за долгое время производит то же действие, что и большая за короткий срок.

- А, знаю. Gutta cavat lapidem (Лат. Капля камень точит) Бледный тюльпан асфальт пробил. Учение и труд всё…

- Правильно... Произведение энергии на время есть действие.

- Согласен.

- Дозировкой действий объекта, наделённого сознанием, управляет информация.

- Согласен.

- Замедляя биологический ритм, живой сознательный объект приобретает силовую власть над вселенной.

- Теоретически - да.

- Замечательно. Я был уверен, что по этому пункту у нас разногласий не будет. Переходим к пункту следующему. Пространства: сознательное и бессознательное - взаимодействуют, так? 

- Так.

- Сознательное пространство имеет полную власть над бессознательным. Так? 

- Ну да?! Нет, конечно. Сознательное пространство из бессознательного вытекает, посему первое вторично, и не может иметь полной власти над вторым.

- Хорошо. Рассмотрим трактовку термина "власть".

- Рассмотрим.

- Поведай, пожалуйста, свою интертрепацияю.

- Я не буду оригинален. Власть объекта "А" над объектом "В"- это способность объекта "А" самостоятельно изменять весовые и качественные характеристики объекта "В". 

- Солидарен… Итак. Что мы имеем? Насчёт прикола со временем уже побеседовали. То есть, говоря грубо, качественная сторона вопроса минимум, затронута… 

- Хорошо. Пусть она даже решена. Качество - качеством. Там субъективизм, сложно спорить. А как быть с весовой стороной - то есть, попросту говоря, с количеством?

- Займёмся количеством… Привожу пример бескомпромиссного демарша бессознательного… Новое прилагательное умножает количество знакомых предметов на два. Я сейчас введу в обыденный словарь новый термин. Приготовься…

- Пристегнуться?

- Ни к чему…  Готов провозгласить и по первой же просьбе описать Либеримеритряхнутый мир.

- Бывает. И что же теперь делать?

- Теперь имеет смысл задавать вопросы по устройству и внешнему виду, скажем, Либеримеритряхнутого стула или Либеримеритряхнутой пуговицы. Задавай. Смелее.

- Ну, хорошо. Ты ввёл новый термин. И чего ты добился?

- А того, что всех предметов теперь в два раза больше.

- Чем докажешь?

- Пересчитай все предметы в этом мире и добро пожаловать в мой. Там их столько же.

- У-у-у, - Завхоз качает головой. - Демагогия…

- Воспринимай, как хочешь.

Завхоз качает головой закрытых глаз.

- Информационная структура материи? Как бы не так… Ты ещё про информационную структуру пространства повтирай. Так, чего доброго, ты и про информационные путешествия загнёшь.

- Почему бы и не загнуть?

- По… попробуй.

- Перемещение информации может быть эквивалентно перемещению массы с адекватными энергетическими затратами. Причём релятивистские законы движения для этого перемещения - не законы.

- Ну-ка, поясни.

- Затратив энергию, мы можем получить из ничего первоосновы материи: элементарные частицы и их антиподы - элементарные античастицы. Имея полную информацию о местоположении элементарных частиц в материальном объекте (скажем, в яблоке), мы можем реконструировать этот объект сколь угодно много раз. Как строители собирают по чертежам дом из кирпичей, мы можем собрать это яблоко по его полевому слепку. При этом будет расходоваться энергия. Информация изменений претерпевать не будет. Дислокация в двух различных точках пространства идентичных материальных объектов (в нашем, показательном случае - это искусственно синтезированные яблоки) эквивалентна перемещению одного и того же объекта между этими точками с бесконечной скоростью. Если мы уничтожим объект (первоисточник) в одном месте, а в другом тут же восстановим его абсолютную копию - это будет эквивалентно мгновенному перемещению объекта в пространстве. И наконец, если мы произведём тот же эксперимент, но  воссоздав копию раньше, чем уничтожим первоисточник, мы получим перемещение объекта во времени, в будущее… Вот тебе и пожалуйста. Налицо нарушение релятивизма за счёт взаимодействия дуэтов: "сознание - информация" и "материя - масса". Для исследования и прогнозирования действий второго дуэта создан обширный физико-математический аппарат. Налицо взаимодействие дуэтов. Взаимодействие порождает логические связи. Из этого вытекает, что, модифицируя аппарат описания одного дуэта, мы можем получить аппарат описания другого. Вот тут и выходит из-за кулис на ярко освещённую сцену «теория возможных открытий». И теперь она не намного удивительней теории сопротивления материалов или теории распространения радиоволн.

- Даёшь!

- Стараюсь.

Оба замечают, что Анжелика уже не слушает плэйер. Всё это время она с интересом наблюдала за околонаучной дискуссией. Теперь тихонько хлопает в ладоши. Шёпотом:

- Браво. Четыре-один в пользу Маера. Это клоунада. Интересно было на вас со стороны смотреть. У Маера над головой оранжевые всполохи с жёлтыми прожилками и жёлтыми же пятнами. А у Зава синие с чёрными пробелами и белыми искрами… Однако маленький недочёт… Ну, Гейзенберговский принцип неопределённости лучше вообще не затрагивать, а то всё вышесказанное гроша ломаного не стоит (правда, и сам принцип тоже "не отвечает", как, в общем, и принцип Паули), так что замяли. Опустим. Интереснее выводы. Маер обозвал теорию возможных открытий постметафизическим синдромом философии. Однако дальнейшими логическими построениями он нафиг разрушил релятивистскую картину мира и снова низверг нас к метафизическим основам. Ну что, Маер? Скажи, вот так, от души, мир предсказуем или непредсказуем? Только не юли.

- Когда-то Пьеру Лапласу задали такой же вопрос. Ему сказали: "Вы великий математик. Разъясните, можно ли рассчитать будущее"? Лаплас, не задумываясь, ответил: "Это, скорее, работа физиков. Дайте физику точные значения координат и скоростей всех тел и частиц вселенной  в данный момент и он, физик, предскажет картину мира в любой другой момент, сколь угодно близкий или далёкий". Так умный Лаплас на вскидку выдал свою интерпретацию принципа детерминизма из философии фатализма и…

Маер не договорил. Его перебил Завхоз.

- Однако спустя несколько секунд (вероятно, подумав) умный Лаплас должен был добавить: "Но хрена с два этот физик расскажет о том, пойду ли я завтра на ипподром, а если пойду, то на какую лошадь поставлю, а на какую положу".         

Маер улыбнулся. Перевёл взгляд с Анжелики на Завхоза.

- Как там у Пушкина? "Ага! Увидел ты! А мне хотелось тебя нежданной шуткой угостить"

 

                                       

 

По местному времени уде совсем ночь. Народ спускается по трапу на твёрдую землю. Маеру не нравится какой-то пассажир, «больно борзо» рвущийся на твёрдую землю. (Настолько борзо, что даже толкает других пассажиров, которым, собственно, туда же нужно.) Поэтому Маер этому пассажиру заряжает с правой в ухо. Пассажир сразу же реагирует матом. Потом ещё пытается реагировать руками, но это уже совсем мимо программы. Завхоз пожимает плечами. Другие тоже удивляются:

- Хм. Комик.

Пассажир ловит по морде ногой. Ещё некоторое время скулит и, наконец, совершенно успокаивается.

Маер дружески хлопает пассажира по плечу.

- Поосторожней бы надо. Люди кругом. Даже вон дети…

 

Инцидент исчерпан?

Блюстителей нигде не видно. Вероятно, ночь.

Инцидент исчерпан!

 

Продолжим.

 

Если то, что мы называем вселенной, зародилось случайно из атомов, которые неутомимы в своём вихревом движении, то как случилась, что ты столь прекрасна, а я влюблён.

 

        Джон Холл (XVII в.)

 

Свердновск путешественников встретил дождём. Три машины. Незнакомые люди. Хмурые лица. Куда-то везут.

 Кроме незнакомого человека, в одной машине едут Завхоз, Вера и Снупи. По местному - три ночи. Снупи молчит, смотрит на дорогу. Крутит приёмник.

Завхоз и Вера временами беседуют:

- Я должна маме позвонить, а то она будет нервничать.

- Позвонишь… Я думаю, завтра позвонишь.

- А что у нас вообще по плану?

- Сегодня мы отдыхаем. Завтра играем. Пять - шесть песенок Круга сделаем и разбегаемся… Так сказать, рекламная доза, а дальше пусть думают.

- Как - разбегаемся? Мы же на неделю собирались… Зав, ты разве куда-то уезжаешь?

- Да... Мы с Анжелкой должны в Нижний Тавегил смотаться. Там одно мероприятие утрясения ожидает. Сами справимся. А вы по городу полазайте. Снупи всё покажет. Он это умеет.

Вера озабоченно вздыхает.

- Одного не понимаю. Почему мы Клоуна с собой не взяли? Она классная.

- И понтов?

- Мы так подружились. Тут места всем хватит, а девчонка на нас обиделась.

- Пусть лучше она на нас обидится, чем на судьбу, не сыгравшую.

- Кстати, Зав. Давно хотела спросить. Почему её зовут Клоун?

- Машину кайфно водит.

- А при чём тут машина?

- Да так. Аналогия. Алана Проста в гоночных кругах тоже зовут Клоун.

 

                                          

 

 

Куда-то привезли. Каменный забор. Просторный каменный дом. Запущенный двор. Малиновые джунгли.

Открыли дверь.

Все вещи внутрь.

Прохладно. В холле по-прежнему нежилая атмосфера.

 

- Мы вас здесь оставляем до утра... Утром за вами приедут. На кухне в холодильнике продукты. Будет холодно - разожгите камин. Пожалуйста, без крупных разрушений в архитектуре. Снупи, проследишь?

- Обязательно.

- Всё... Спокойной ночи.

 

Незнакомые люди ушли. Остались одни знакомые.

                                            

 

- Это просто какое-то арктическое безобразие. Снупик. Твои приятели что-то говорили про камин.

- Камин - это здесь. Как говорят проклятые латиняне: "Вот он фокус-локус". ( Лат. (Типа) – место для огня.)

- Да, я вижу, что камин здесь. А чем его топить?

- Во дворе поленья. Пошли, покажу.

Поленья почему-то оказываются не во дворе, а в сарае, закрытом на ключ. Снупи открывает. Завхоз удивляется.

- Здесь что, дрова воруют?   

- Не знаю. Наверно.

Внутри.

- Вот из этой кучи бери, а из поленницы не бери.

- Почему? Тут же над кучей дырка в потолке. Все дрова сырые.

- Ну, ничего страшного. Разожжём сырые. В пламени высохнут. Вот бензин есть. Я баночку отолью.

- Да ну, брось. Ещё не хватало в хате бензином навонять.

Завхоз набирает дрова из аккуратно сложенной поленницы. Выясняется, что не весь первоначально наблюдавшийся объём дровяного сооружения занимает дерево. Внутри, аккуратно сложенные полиэтиленовые брикеты с надписью Astrolit на каждом.

- Ух ты!! Снупи, ты знаешь, что это такое?

- Знаю.

- А на фига Телогрейщикам Astrolit?

- Это не наше дело. И… Давай заложим всё, как было, можно даже этими, сырыми,  и ходу отсюда.

 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Читателю, видимо, захочется узнать, кто такие Телогрейщики. Разъясняем… Хотя информация скудная, всё равно разъясняем… Насколько известно, это старатели-нелегалы. Очень любят природу. Совсем не любят цивилизацию. Они - знакомые Снупика. Они люди не старые, вероятно, поэтому  любят музыку. Больше о них ничего не известно (Всё традиционно. Уграл – это что-то. Status in statu. (Лат. Государство в государстве) Телогрейщики - настоящие хозяева этой земли. Всех вас приветствует метареспублика гордых рудокопов.)

 

                                        

 

 

Концерты отконцертировались. Всем понравилось…  Наверное… По крайней мере поблагодарили и отблагодарили. Маер долго, на бис, мочил что-то из Ника Кейфа. Народ сначала нечаянно попросил, а потом не мог оторваться. Завхоз этих песен не слышал, но гармошки без наворотов, поэтому быстро сориентировался. А Ларику, как говорится, вообще всё по барабану (что похоронный марш, что Штраус - одна расслабуха). Мэн сделал пару своих инструменталок. Народ не проникся, но отнёсся вежливо. 

Песенки Круга традиционно нравятся всем. Потому что синтез. Потому что тексты и потому что музыка. И потому что первое и второе взаимодействуют без конфликтов. И потому что у Татьянки классный вокал и заводная манера. И вообще, песенки Круга Татьянке, как никому, подходят.

 

Третий день. Ненадолго распрощаемся. Завхоз с Анжеликой садятся в электричку Свердновск - Нижний Тавегил. Провожающий Ларик - попроважал, помахал и скрылся в оконном стекле.

 

Вдвоём.

 

- Так что сказал этот уникальный дяденька?

- Дословно?

- Доходчиво.

- Он сказал, что будет нас ждать у колокольни на горе, в 13.00 сегодня. Сказал что колокольню мы легко найдём, потому что её в городе отовсюду видно… Кстати, ты не знаешь, где это?

- Нет. Я в Тавегиле ни разу не был… Раз отовсюду видно, значит, найдём.

                                                

Тамбур.

 

Остановка со смешным названием Шурала.

Завхоз и Анжелика в тамбуре. Курят. Смотрят на природу через открытые двери. Через окна вагона она, природа, совсем другая. Какая-то серая. Мрачная. А так - вроде совсем  ничего. Симпатичная.

 

- Зав. Как самочувствие?

- В смысле?

- Ну… очко играет? Ведь самая крупная сделка.

- А-а-а… Да нет, не играет. Я верю в людей.

- А я немножко не верю. Вот у Снупи валыну взяла. На, положи к себе. Ты из нас двоих больше стрелок.

Анжелика расстёгивает куртку.

- Господи, ПС!… Где только Снупик такие игрушки достаёт... Тут же один выстрел, и мозги этого дяденьки будут по всему Угралу собирать.

- Это в случае, если первый выстрел сделаешь ты. 

- Я вообще постараюсь, но… Лучше чтоб первый выстрел не сделал никто.

                                         

 

Всё сошло "как нельзя". Пол-рюкзака госзнаков.

Сумасшествие!!!

Ни Завхоз, ни Анжелика столько денег в одном месте отродясь не видели.

Вокзал. Двое ждут электричку на Свердновск.

 

- Да-а-а-а… Не-е-е-ет… Ну это ж надо!!! Какой хороший дяденька. Всё взял на веру, даже не попробовал.

- Медицина… Это как ширпотреб оборонной сборки. Подразумевается знак качества. Это тебе не маком расторговываться. Тут уважение. Традиции нужно чтить.

- Хорошенькие традиции... Фронтовая торговля - мимо удовольствия. Давай на нынешнем этапе и подвяжем. Помнишь байку про жадность и фраера?

- Нельзя. Жизнь утратит оттенок спортивного азарта.

- Ну, хорошо. Давай займёмся экспортом 235-го урана. Там спортивного азарта, наверное, раз в двести больше.

- Возможно… Однако смысла там раз в двести меньше.

- То есть?    

- Этот, твой уран - он против людей. А промедол наоборот.

- Вот здесь я не соглашусь. 

- А я от тебя этого и не требую.

 

                                           

 

Флет 18.

Отрешённость.

Отчуждение.

Отмена контактов с окружающими.

На двери мелом: "Ремонт. Ключи в комнате (неразборчиво)".

Окна в шторах.

В телевизоре только новости, да и то - иногда.

И так надолго…

 

Часы остановились. Дни и ночи перемешались. Теперь аморфное время называется одним словом: всегда.

- Литература утверждает, что свеже-здоровый человек может протянуть без еды более месяца. Анжелка, интересно, месяц уже прошёл?

- Нет.

- Отчего ты так думаешь?

- Вон видишь. Девятнадцать пустых упаковок. Ещё в одной упаковке половина промедола сохранилась. Это значит, что прошло дней девять или даже восемь… А какая разница, сколько прошло. Ты что, есть хочешь?

- Да нет. Не особенно.

- Тогда давай трахнемся.

- Ну давай опять трахнемся. 

 

                                       

 

Смерть, сияние, страх, чужой дом. Всё по правилам. Все по местам. Боевая ничья. До поры. Остановит часы и слова.

Отпустите меня!

 

                Яна. Д.

 

- Анжелка, ты что? Ты что!!

 

Анжелика лежит без движения. Улыбается. Глаза закрыты. Под веками лунные затмения. Дыхание слабое. Угасающее.

Нет, она пришла в себя. Сверкнула в полумраке мёртвыми глазами. Сейчас она встанет, скажет, что сделать, и я сделаю…

Нет!

Похоже, она не скажет.

Похоже, начинается такое - которое не на что не похоже.

 

Анжелика пытается встать, но это неосознанно. Движения неестественные. Рефлекторные. Она шарит руками в пространстве. Сметает со стола какие-то книги…

Она задыхается?

Так и есть. Заглотила язык.

Завхоз в панике.

Нужно что-то делать!!! (Попробуй в таком состоянии что-то сделать.)

Хрена с два ты что-то сделаешь. (Недавно - крайне самоуверенный молодой человек, теперь в панике... Или нет?)

Нормально! Паника длилась полторы секунды. Может, чуть больше, но это уже сотые. Качающийся Завхоз метнулся к шкафу. Уже возвращается с ложкой. Пытается поймать голову Анжелики. Та бессознательно вырывается. (Ну, ни фига ж себе силища!)

Получилось.

- Анжелочка. Ты…Вот блин! Да не вырывайся. Ты дыши. Разожми зубы. Ну, пожалуйста! Разожми зубы! Слышишь?!!!

Девушка не слышит.

Завхоз что-то подобное делает впервые, но, как выяснится позже, делает правильно. С помощью ложки язык водворён на место. Только, вот… Анжелика по-прежнему вырывается. Это обстоятельство сильно затрудняет действия Завхоза.

- Ну-ну-ну… Вот… Вот так... Уже лучше… Дыши… Главное - дыши!!

 

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Кому он орёт? Кроме него, в комнате никого нет.

 

Похоже, конвульсивное сокращение мускулатуры идёт на спад. (Надолго ли?) По лицу девушки струится холодный пот. Лицо бледное, как у Пьеро. Температура катастрофически упала. Но… Но, по крайней мере, Анжелика уже не вырывается.

 

Вот вам - финал праздника одиночества.

 

- Так!!! Голова, соображай! Соображай!! Соображай!!!… Атропин по вене. В два раза меньше, чем было прома. Искусственное дыхание. Согреть… Очнётся, поить марганцовкой… Блеванёт… После поить горячим.

 

                                        

 

Конец одинокой свободы и великой одинокой любви.

За дверью весь мир. За дверью тюрьма

 

                                          

 

Вот на этом этапе, пожалуй, и остановимся. В ранее упомянутой машине имеются новости. Какие? Расскажу спустя минуту, а пока… Вынужден констатировать начало новой эпохи! Эпоха: "Без году до гроба". Последнее, что сказал, уходя, господин Год: "Перестановочное правило -  признак всеобъемлющего суждения. Есть ли жизнь после смерти? Есть ли смерть после жизни? В смысловом плане оба предложения тождественны, так как представляют собой полный набор возможных состояний субъекта. Свобода или смерть. Смерть или свобода. Тождественность суждений не гарантирую… Думайте"