CHARM WANDERER

Действующие лица (голоса):

1) Рассказчик - обычный мужской голос.

2) Скворец - щебечущий мужской голос.

3) Пилот - хриплый мужской голос.

4) Свинцовый Пасечник - загробный мужской голос.

5) Директор Мира - детский голос.

6) Белокурый Ангел - обычный женский голос.

7) Королева Полярных Сов – не обычный женский голос.

8) Демон Максвелла - умопомрачительный мужской голос.

9) Чугунный Соболь – никакой мужской голос с глубоким ревером.

10) Пьяный дирижер - пьяный мужской голос.

Итого 1 мужской, 1 женский, 1 детский и 3 эффекта, пол-стакана.

Концепция:

Вступление; тема прокручивается до тех пор, пока не встретится чей-то детерминированный монолог, в этом месте тема останавливается и после окончания монолога продолжается.

Вступление: Gm Eь A D Gm G# C# G (оно же окончание).

Тема (рассказчик ) ;

\CmD7GC\G#D7FmG\HьFGmD7\EьGmAD

\GmDmFmC\G#D7Eь7D7\HьEь7HьF\F#HьCEь’F’Hь’

\FmGC#G\CmHьG#C#’G’Cm’\G#GHьmC\C#GFmG

\C#FmEF#\HьmCHE\C#EF#A\C#GFmG

\GmF#Ceь\GmC#A7D7\C#G#CF\HьmFmGC

\G#mC#G#mEь\F#mC#mHmC#\G#mEmC#E\EmAHE

Первые слова свинцового пасечника (шёпот).

Gm A Cm G \Eь7 A G# D7

Рассказ свинцового пасечника, речь директора мира, слова скворца (рок-н-ролл).

C F C \G F C G

C \F F#’ G# C# G C

Итого 5 или 6 человек.

Либретто.

Слова рассказчика.

Растроганный рассказом скворца про термоядерный снег

И про разбитые на тысячи мелких шаров облака,

Без сожаленья я покинул свой последний «при крыше» ночлег

И устремился на поиски зверя размером с хорька.

Я уносил воспоминанья о беседах при дыме лампад

Под грохот бьющейся посуды и свист времени.

(Часы дали течь.)

Я уносил в кармане куртки талисман - важнее многих наград.

Перо скворца мне обещало возвращение, понимание и речь.

Слова скворца.

Чудная птица говорила:

- Когда-то там был океан,

Но обмелел он и высох, совсем растворился в песке.

Страну стрекоз хранит от глаз любопытных - свинцовый варан,

Но он слепец для тех, кто плачет, и тех, кто стоит с тюльпаном в руке.

Его хозяин, хранитель радости общения и прозрачных хором,

Невидим восемь дней в неделю, дважды мальчик и трижды старик.

Он крайне жаден, неподкупен и воинствен (дальше Алчный Гном).

Носящий в сердце тайну зависти к плевавшим на бессмертия родник.

Скворец болтал, что в этом мире дислокация разных чудес:

Есть сухопутные рыбы. Есть в мир Подсознания вход,

И есть важнейшее чудо - в самом центре титановый лес,

Где в глубине упругой чащи обитает очень бронзовый Кот.

Зверек бесстрашен, безбашен, бессмертен и непогрешим.

Даёт ответ на любой, даже самый заумный вопрос,

И дышит запахом титановых роз, и пьёт сиреневый дым,

Под непременно экзотические песни хрустальных стрекоз.

Романтик радовался ритму рассвета и ранению руки,

Решил рубить или резать ракеты за родным рубежом.

Рассказ о рашпиле, рихтующем ртуть, разбрызгал розовый ром,

Реконструирующий рамки Ренессанса при разливе реки.

Слова рассказчика.

Я ехал поездом много недель навстречу лету, и вдруг,

Все наши рельсы уткнулись в раскалённый от солнца бархан.

По караванной тропе я, как пошел,

И затоптал не одну сотню вёрст - на юг

И не один за собой оставил в пути караван.

В пути встречались городища, города и городишки людей,

На редкость скромный, молчаливый, тормознуто-добродушный народ,

Я всем задавал свой вопрос. Мне показали немало зверей,

Но никто не сказал, где же водится Бронзовый Кот.

Мне говорили, что где-то в пустыне есть брошенный дом,

Колодец с ветронасосом, и солнцем угробленный сад.

Там Рыжий Нильс, там пустота, там ровным счётом ни черта,

и притом!

Из отправлявшихся туда ни один не возвращался назад.

Мне говорили, что раньше там жизнь била бурным ключом.

И был цветущий оазис, и жил некий Ижлхуд,

Но Рыжий Нильс из неоткуда нагрянул с вороненым мечом,

И меч свинцовым дождём он над любым совершал страшный суд...

Прошло немало лет с этих пор (как Нильс конкретно на всех положил).

И все смирились с этим фактом, и никто не беспокоил его.

Нильс одиночеством и тишиной до того дорожил,

Что стал миражу подобен оазис (скорее всего).

И говорили, что в здешних краях больше нет странных мест,

Где мог бы жить этот самый, невиданный Бронзовый Кот.

Альтернатива? Бред. Начнём!

Слова диктора (можно голосом пилота в очках):

И был запущен ультрамистический квест.

Слова рассказчика

И в направлении к оазису Нильса я продолжил поход.

А на пути лежали молча скелеты зверей и людей,

В колодцах не было влаги, и в хижинах ветер гулял.

Я шёл по правильной дороге! Нильс оставил следы! (Блин, злодей.)

В сердца несчастных он свинцового зерна до хрена наронял.

Вот журналист бредёт тропой и разорется:

Безумен поход!

И не напишет о нём моя газета в миллионный тираж.

Никогда!

И всё - хреновая затея! И ебал я всех и в жопу и в рот

И Рыжий Нильс, блядь - просто миф, и сам оазис – натурально, мираж.

Суета!

Мы путь продолжили вместе, пацан втирал, что уже пятый год

Он ищет этот оазис, где скрывается коварный злодей,

Но хуй - эффект, и хуй прогнозы

И опять рефрен про жопу и рот.

Традиционные подходы устарели. Дайте свежих идей!

А вдалеке дрожал, как тающий студень, прекрасный пейзаж:

Вверх били струи фонтанов, и фрукты свисали с ветвей.

Над этим высился ветряк, дающий воду, как невиданный страж,

Его пропеллер рассекал на части солнце всё быстрей и быстрей. И быстрей. И быстрей…

Восемь тактов ускорения

Похоже, я ошибся местом, здесь в помине нет из бронзы Котов.

Лесов титановых, стрекоз, свинцовых ящериц и прочей фигни.

Вой саксауловых альтов.

Песочный ветер.

Скорби дни.

И всё-ё-ё!

Закат в голимый горизонт, и наступленье холодов.

Горячий ветер разметал фантомы рая по песчаным горам.

Кровавый шар, уткнувшись в землю, окрасил собой горизонт.

Мой ненавязчивый попутчик вынул ручку и сломал пополам,

И в разведённом мною костре спалил дотла свой драгоценный блокнот.

И развязал вещмешок - там пустота, на дне сидит скорпион,

И сел на камень у дороги - чуть змея не укусила за зад,

И плюнул в высохший колодец - из него вспорхнула стая ворон.

Я сжал в руке перо скворца и в тот же миг возвратился назад.

Слова скворца.

Скворец сказал, самозабвенно страдая:

"Слушай сказки садов,

Сиюминутные слова слабее смысла самых слёзных страниц,

Сказать сложнее сможешь сам, сирень срубая саблей сказочных слов.

Сюрреалисты слышат странные стоны сраженных светом синиц".

Слова рассказчика.

И я отправился навстречу к светилу, путь лежал на восток.

Светило, сутками вращаясь, мне крутило тайны классной тропы.

Я переплыл три полноводных реки, безумен счёт на кубы,

И лес бескрайний вокруг. И солнца нет, лишь из листвы потолок.

Повсюду странные люди - они не знают про зверей или птиц,

Для них любой муравей роднее брата, а дерево - дом,

Они твердят:

Ваш мир без башни и руля, леса стволов, ряды бойниц.

Как глупо, лексикон - два слова: чередуются расход и подъём.

Зелёный рай скрывал от глаз по-настоящему счастливых людей.

Я был уверен, мир чудесный где-то рядом, почти окончен поход,

И всем задавал свой вопрос, и мне показали немало зверей.

Но никто и здесь не знал, где же водится Бронзовый Кот.

Мне говорили, что за лесом, болотом и рекой меня ждёт

Скалистый берег и бескрайний, как сотня пустынь, океан.

Тот океан живёт в легендах и стихах, и если жрец, блин, не врёт,

На берегу его живёт дракон огромный,

(а, быть может, варан?)

Ага, конечно! Океан! Никто не видел! Злой Дракон!

Сущий вздор!

Пустыня там! Сухопутные рыбы и остальной зоопарк.

Мне прошептал: "Дракон ужасен", - великий шаман Арим Анидор.

Я, поразмыслив, лук в мешок погрузил и спрятал в термос тюльпан.

Уже в истории болота и лес. Раскрылся горный пейзаж.

Ещё каких-то пару дней, и будет слышна песнь хрустальных стрекоз!

И если мой скворец не врёт, меня не видит металлический страж,

В руке тюльпан, и лук залил лицо потоком крокодиловых слёз.

Но что я вижу! В вихре времени остался невредим океан,

Морские птицы тучей носятся в небе, тает в них горизонт,

Мной перепуганный, уходит шумно в воду моржей караван,

И на сто миль вокруг отсутствует дракон (в натуре, взяли на понт).

Взлетает в небо высекаемый из камня брызг зелёных фейерверк.

Под камнем ржавчиной красуется пустой на бегемота капкан.

Неподалёку одноногий скелет, в нём свил гнездо старый стерх...

Я опускаю руку за пером скворца в глубокий куртки карман.

Остановил руки движенье моей молниеносный отлив,

На мокром дне огромной бухты лежит покрытый илом дракон.

Колдун не лгал - он однозначно страшней, чем термоядерный взрыв.

Его узрев, взметнулась ввысь армада чаек, издав пронзительный стон.

Я устремился к тюльпану, но дракон не спешил оживать.

Он неподвижною скалой лежал на дне смердящей бухты и спал.

От удивленья я споткнулся, стая чаек (что он испугал)

Уселась на спину ему и принялась гнилое мясо клевать.

Дракон был мёртв (бесспорно, очень давно)

В его прогнивших боках

Виднелись рёбра смертной твари, несовершенная плоть, (без свинца).

Вид этот мерзкий заменил в моей душе отвращением страх.

Я сжал в руке перо заветное и вновь услышал голос скворца.

Слова скворца.

Теряя трон, туши тяжелые танки течением травы,

Трави трезвеющих тыквой, толстеющих тычь топором,

Типичный танец - так танцуют телеграммы из Тартарары.

Товарищ! Тайны тюремных туннелей телеграфируй тайком.

Слова рассказчика.

Мне солнце в спину било тёплым лучом, когда я сел в самолёт.

Мой путь на запад предвещал желанный отдых, комфорт и уют.

Высокозвёздные отели, кофе, виски, банановый лёд...

И я был крайне удивлён, когда пилот мне в руки дал парашют.

Слова пилота.

Он рассказал:

"Железобетонные джунгли сразила навзничь печаль,

Болезнь отсутствия жизни (теперь там никто не живёт),

Песочный Дворник смёл метлой небоскрёбы и забросил их вдаль (к ебеням),

Туда, где, может быть, и водится невиданный Бронзовый Кот.

Слова рассказчика.

Настал момент, когда горючего осталось лишь на движенье вспять.

Я попрощался с добрым парнем в очках и в люк шагнул, как слепой.

Пока летел, размышлял о том, что слышал, всё пытался понять:

Что есть "отсутствие жизни" и "звёздорукотворный покой".

Я приземлился на пшеничное поле (хотя теперь уже степь).

На ней застыл в теченье времен не убранный лет пять урожай.

Мой путь на запад преграждал забор бескрайний, колючей проволоки крепь,

И молчаливым Стальным Журавлём был охраняем тот край.

Вокруг не видать ни души. Я беспрепятственно нырнул под шлагбаум.

За ним такая же дорога, и такие же пшеницы поля.

Видать, забор был чьей-то шуткой, иное просто не приходит на ум,

И надпись врёт, что за забором государства Отчужденье земля.

А на опушке дремучего леса, что за полем растёт,

Я встретил нечто в свинцовой броне (всего верней человек).

Неприметен.

Наверно встречи с кем-то ждёт.

Туда гуляет

Сюда гуляет

Обратно идёт.

Из глаз печальнейших его струится горе,

и лик бледен.

Он обходил пустые ульи, рвал цветы и шарил взглядом в траве,

Читал ободранные книги, обгоревшие брошюры листал,

Искал кого-то в ветках старых деревьев и опавшей листве,

Водил, как дирижер, руками в пространстве и чуть слышно шептал.

Первые слова Свинцового Пасечника.

Искрометание, лесогорение, дождесмывание, ветросвистение,

Шишкосбивание, камнепадение и беспрестанно туманолетение.

Пчёл умирание, пеплорождение, но не сейчас - это лишь совпадение,

Нет больше смысла в крыложужжании, жалокусаньи, нектароскрывании.

Слова рассказчика.

Я попытался удалиться, но замечен был чудным существом.

Оно сверкнуло, как гроза, и превратилось в парня лет двадцати.

Глаза его теперь светились угрожающе зелёным огнём,

И знак, до боли знакомый - трёхкрылая мельница - сверкал на груди.

Глаза в глаза, о небеса - я не могу устоять на ногах.

Рассказ беззвучный начат утром, а окончен по прошествии дня.

Он нес сплошную ахинею, я не улавливал смысла в словах,

Пока не понял, что стихи эти - прошлое, и они про меня.

Слова Свинцового Пасечника.

Закрыты окна, опущены ставни, ночь, кругом ни души,

Заройся в землю, чтобы не опасаться отлетанья души.

Ты видишь реку очень красного цвета и изломанный серп.

Сними заклятье и подальше спрячь от глаз их окровавленный герб.

Чужие песни, чужие слова, чужие сказки - всё ложь.

Не смей вонзать в живот страдающих жизнью свой отравленный нож.

В углу пылают презренья глаза, как сотни тонких свечей,

Поверь мне - это не люди уже, ты встретишь там палачей.

Грядёт великий звездопад - суметь наследством распорядиться успей,

Войдя в погибшие страны, реставрировать порядки не смей.

Ты океан весьма беспечно переделал в грозовые дожди.

Они тебя еще настигнут - остановка хуже смерти, не жди!

Параметрический соблазн раскрыть основы, осознать и забыть,

Все эфемерно: и причал, и река, спеши скорее отплыть.

Читая судьбы в лицах жалких плебеев, ты позабыл о своей,

Но всё ж постиг величие разума, отбросив сожаление о ней.

Кругом носились злые дети, они играли в страх, в безумье, в войну,

Тебя считали идиотом, нарушающим зазря тишину,

Детей сменили сумасшедшие старцы - пошла учеба, как жить,

Но ты не внял их наставленьям, игнорируя весь свет, начал пить.

Ты подружился с мёртвым людом, с ворами и прочим дерьмом,

Какое, к дьяволу, счастье для всех - стал полной чашей твой дом.

Стерпел крушенье идеалов и надежд, что ты наделал, вернись!

Так можно вечно оставаться в царстве спящих, среди спящих - проснись!

Чередованье настроений, антивера и антилюбовь,

Расплата годами собственной жизни за инвестиции в кровь.

Твоя походка лучезарна, но лишь избранные видят следы,

Для посвященных же ты просто конкурент по измельченью воды.

Вот просто линия, вот круг, вот пирамида, что дальше? Скажи.

Ты жмёшь смущённо плечами, ты растерян, вот твои рубежи.

Определённо что-то есть, сосредоточься, с неба звезд не хватай,

Пора понять, что ты обманут, скрыт для смертных осознания край.

Слова рассказчика.

Пацан умолк, поскольку мыслью настиг тот момент,

Когда я встретил говорящего скворца и в свой отправился путь.

Он согласился быть немым экскурсоводом, предъявив мне патент,

И обещал, что хоть теперь мы и на дне, он мне не даст утонуть.

Через кирпичные пустыни городов наш продвигался поход.

Кругом оплавленные стены и разрушенные ветром дома,

Пацан сказал, не шевельнув языком: разорван наш хоровод,

Когда цветами пахло лето, а снегами возвещалась зима.

То там, то сям встречались стаи презабавных грязно-белых зверьков,

Как будто самые обычные кроты, но их размер впечатлял.

Разгрызть кирпич пополам для этих тварей - проще нет пустяков,

От их свирепых нападок свинцовый рыцарь меня охранял.

На утро третьего дня мы вышли к речке; её чернильная гладь

Сверкала в блеске стальных берегов зрачком полярной совы.

Травой зелёного стекла поросший берег,

Её желая сожрать,

Застыл в нелепейшей позе бизон бриллиантовый в конце асфальтной тропы.

Меня коснулся невидимка, следы отправились прочь,

Испачкал мне рукав рубахи чернильно-синей слезой.

Судить по следу - он ребёнок или карлик, к тому же босой,

Полупрозрачный силуэт взмахнул рукой и вмиг нагрянула ночь.

Зажглись огней мириады вокруг, и я расслышал их треск,

Чуть-чуть поодаль восседал на камне карлик - он тоже свет излучал,

Его движеньям подвластны, огоньки с привычных двинулись мест,

Он всех направил ко мне, я испугался, но мой спутник молчал.

Поток невиданных жучков-светлячков полз, не касаясь меня.

Я не успел их рассмотреть, и помню только - похожи на смерть,

Сперва не разобрал, какая между нами встала мощная твердь,

И только позже я заметил, что меня от них скрывает броня.

В броне такого же свинца стоял поодаль мой бессловеснейший гид.

Он не обмолвился ни словом, ни движеньем до смены светил,

Ну, а когда поднялось солнце, мы бродили среди истёртых могил.

И, грохоча, спустилась с гор лавина снега, испортив сказочный вид.

Потом мы медленно форсировали лес пальмолистых берёз,

Полями битв за урожай прошёл неспешно наш доблестный путь.

Я видел трупы тракторов, комбайн ржавый, сошедший с рельс паровоз...

Под вечер подошли к подножью горы. Гид предложил отдохнуть,

Но переиначить судьбу не в наших силах, остановился закат.

Тропой, с вершины ведущей, неверной походкой ребёнок ступал.

Его узрев, мой гид заплакал, весь затрясся и на колени упал.

Застыли в небе облака, и странно замер недопадавший град.

Младенец подошел ко мне, открыл глаза и с шеи снял медальон,

Мне протянув его, затеял разговоры босиком на снегу,

Вдруг принял позу сидящего, и вмиг случился каменный трон,

Он, видно, был такой же масти, как скворец, поскольку нёс чепуху.

Слова Директора Мира.

Ты вышел ночью, к тому же в грозу, истёр всю обувь до дыр,

В пути ты видал пустыню и лес дебилов, смерти следы,

Ты не встречал ещё из бронзы Кота, но повидал этот мир,

А ищешь место, где пустыня теперь, а в прошлом - много воды.

- Да?

- Да.

Достоин всяких похвал твой мудрый выбор, я пророчу успех.

Не в здешних землях и не в землях вообще найдёшь ты то, что искал,

Кто опоздал к раздаче звука и света, получит сны лишь и смех.

Ты их ещё не заслужил, но… Я тебе бы их даром отдал…

В обмен на этот золотой медальон прошу лишь твой талисман.

Я облечён великой властью, посему и твой ответ предрешен,

Ты, без сомненья, пойдешь на обмен, к тому же мой медальон

Тебе с лихвой перо скворца заменит - смело прячь его в свой карман.

Учись унынию, умей удержать улитки утренний ус.

Упоминай универсальный участок, упреждая удар,

Усни, учуяв удивительно усталый уховёртки укус,

Успокоительный укол успел укрыть и уничтожить угар.

Филателист под фонарём в февральском фетре фильтровал фельетон,

Фортепиано - физическая форма фантазии, это фольклор.

Ферзь, фехтовальщик, французский фотограф, фиолетовый фон,

Фашистов флаги, фанфары и флейты, фигуральный фурор.

Хрустя хронометром, халиф хохотал над хамелеона хвостом,

Христиане хвастали халифу, что в их храме хор ханойских химер,

Храм на холме, а хоровод на ходулях под хрустальным холмом

Хранит химерский хор от хитрых хулиганов и хворобных холер.

Слова рассказчика.

Младенец дальше превращается в птицу, я слышу песнь соловья,

Но это дохлый соловей лежит себе на ковре из цветов.

И вместо осени – весна, и снег струится в три ручья,

Я постепенно понимаю скрытый смысл вышесказанных слов.

Свинцовый юноша бесследно исчез ( возможно, просто ушёл).

А соловей растворился в свежем ветре на фоне дворца.

Из недр здания звучала канонада, это был рок-н ролл.

Я сжал в руке медальон и в тот же миг услышал голос скворца.

Слова скворца.

Церемониймейстер цинично цитировал цинских царей,

Цыплята цокали по цинковой цистерне, цепляя цикад,

Ценнее целого центнера циркония цветок Цирифей,

Циклон. И цюрихские церкви целей, чем цитадель Царьград.

Слова рассказчика.

Теперь ещё я на ногах, но с трудом.

Иллюзий крах, бессонно-похмельный синдром.

Замах, разбег, потом удар, хватает денег на хлеб.

К полудню жар, с утра туман, набит купюрами карман.

Кошмар, рассвет, рождение ветра, затем ледоход,

Полкилометра на восток, вниз по реке будет брод.

Ура! На север по течению выход в море, потом океан.

В разлуке и ссоре с сознанием я отплыл в ураган.

Горе! В порту цыганка сказала, что скоро проснусь.

Огни причала всё дальше, молчание, шёпот, напьюсь...

Кричала огромная птица: "Здесь встретит корабль удача, фартит!"

Так близко граница замёрзшей воды, и не очень…

Мутит…

Сотряс корабль удар, момент пробуждения, как всегда, невпопад.

Я только начал убеждать себя, что севера синоним - успех,

Ледово-снежная пустыня, в полярной ночи звездопад

Меня на мысль навели, что здесь и прячется мир счастья от всех.

Мне капитан вещал, что дальше только льды и непроглядная ночь,

Из всех зверей во тьме лишь белые медведи и дикий народ.

За медальон он обещал мне провиантом и одеждой помочь,

Но ничего не смог сказать о том, где водится Бронзовый Кот.

Тридцать вторую неделю в пути, собаки еле ползут,

За это время ни намёка на жизнь.

Да! Здесь пустыня пустынь...

Окрасил кожу мороз в великолепно-нездоровую синь.

Невольно вспомнишь с наслаждением про сытость, комфорт и уют.

Теперь всё в прошлом - вода и продукты, тьма накрыла чело,

И достоянье истории - собаки, палатка, тепло,

Казалось, прожит лишь миг, ну, а часы говорят, что прошло

Их непременно пятьдесят, я думал, умер, но опять повезло.

Кругом стоят, наверно, люди - мохнатые (в шкурах, небось),

Почти беззвучно бормоча на мне неведомом, чужом языке.

Без медальона и пера мне понимание утратить пришлось,

Я стал беспомощным, как раненый голубь в железном садке.

Но вот спасение - в толпе непонятных и диких людей,

Как эдельвейс средь чёрных скал, мелькнул и скрылся вновь родной силуэт.

Я видел девушку, точнее, ребёнка европейских кровей,

И очень скоро смог ходить и убедился, что видение не бред.

Тот белокурый ангел звался «Лезу, найденная в снежном песке».

И обрело её ледовое племя года четыре назад.

Она познала их наречье, но не забыла о родном языке

И утверждала, что дальше на север я встречу лишь ад.

Слова белокурого ангела.

Там нет ни рыб, ни динозавров, ни варанов, ни прочих стрекоз.

От здешних мест на север дальше только льды и снего-вьюжная степь.

Туда ушедших сумасшедших убивает свирепый мороз,

Но если жизнь их не отнимет этот тать, то они смогут узреть

Сражение вечное гранитных великанов раскалённой воды

И ледяного кашалота ( всегда побеждал кашалот).

Нет среди смертных в здешних землях встречавшего хотя бы следы

Того, кто видел говорившего, где водится бронзовый кот.

Слова рассказчика.

Я вскоре вновь набрался сил и свой упрямо продолжил поход.

Печальный белокурый ангел проводил глазами, полными слёз.

К сему моменту от начала мытарств седьмой исполнился год,

И к юбилею подарком стали вьюга и жуткий мороз.

Меня надолго не хватило, пол-недели и в сознании провал.

Видать, был прав печальный ангел - здесь не водится фортуна,

Увы!

Я всё ж дошёл до трёх потухших вулканов и в бессильи упал,

А эти горы постепенно превратились в три полярных совы.

Те, что сидели по краям, огромны были и свирепы на вид,

А та, что в центре, показалась мне обычной полярной совой,

Но лишь над ней сверкало небо в сиянии, и надо мной

Она раскрыла острый клюв.

Я осознал: она со мной говорит

Слова королевы полярных сов.

Тебя приветствует, Charm Wanderer, страна бессрочно твёрдой воды.

Известны мне и цель визита, и несчастия, что постигли тебя.

Ты здесь напрасно, невозможно найти в снегу кошачьи следы,

И те страданья бесполезны, что ты терпишь, не жалея себя.

С последним словом моей речи ты вновь услышишь голос скворца.

Хочу заметить, эта птица и есть king off mystery world.

С тех пор, как он посажен в клетку, наступило начало конца.

Не прекращается тотальная замена wisdom on gold.

Чернорабочий часовщик в чулане чувственно частушки читал,

А чистокровный Чебурашка на Чукотке чужеземцев чернил.

Чугунный чиж в честолюбивом чирикании честность черпал,

Чиновник в чёрной чалме над черепахой членоразделье чинил.

Слова рассказчика.

Слова исчезли, ветроснежный поток упёрся в стылую грудь

Лишь на мгновенье, а затем тишина и непроглядная тьма.

Передо мной возник знакомый трактир, откуда начат был путь:

Дверь заколочена, под снегом порог (вероятно, зима).

Я вышиб дверь, очутился внутри,

Замёрзший воздух звенел.

В нём отдавался гулким эхом и треском каждый сделанный шаг.

Вот и пивная, грязный стол, стальная клетка.

Где-то здесь он сидел.

Так, так.

Нормально! (То есть всё ещё внутри мой словоохотливый маг).

Теперь, однако, молчалив и неподвижен, на игрушку похож.

Его взъерошенные перья утратили прежний порядок и блеск.

Слова диктора

Скворца так долго окружали беспредельная тупость и ложь,

Что наступил момент, когда затих для мира его пророческий треск.

Слова рассказчика

Я распахнул тугую дверцу и достал полуживого скворца.

Тот не пытался ни сбежать, ни улететь, лишь только сжался в комок.

В трактире таял потолок, и пали звёзды на ступени крыльца.

Обмякли стены, стали жидкостью, и прочь унёсся грязный поток.

Всё изменилось с быстротою торнадо, закатилась луна,

Погасли звёзды.

Ураган сотни псов замолчал (как будто всех задушили).

Исчезло ровным счётом всё, кругом отныне пустота, тишина.

Я поразмыслил над случившимся и скромно удалился в себя (наконец разрешили).

Сначала было, темно.

Но рассвело, наконец.

Свет, что струился ниоткуда, наполнял собою внутренний мир.

Пустыня предо мной, и на плече говорящий скворец.

Теперь он выглядит, как прежде, и шепчет, про то, что проклят трактир.

Я сделал несколько шагов, затем, как птица предложила идти.

Передо мной возник, как будто ниоткуда, металлический зверь.

Он был похож одновременно на варана и закрытую дверь.

(Я знаю, что звучит нелепо, но иных сравнений мне не найти.)

Варан раскрыл большую пасть и агрессивно замахнулся хвостом.

Не видел я вокруг тюльпанов и, к несчастью, было мне не до слёз.

Скворец чирикнул что-то тихо, эхо грянуло: раскатистый гром.

Варан улёгся предо мной, я влез на спину, он куда-то повёз.

Мы проскакали ровно сутки, скворец часы отсчитывал вслух.

Я видел рыб с ногами зебры и стаи хрустальных стрекоз.

От экзальтированных песен последних захватило мой дух,

И я прослушал всё, когда скворец на будущее делал прогноз.

Встречались каменные пальмы и пластмассовые скалы вдали.

Чуть ближе стаями бродили бизоны алмазных кровей.

Над горизонтом возвышались утонувшие в песке корабли.

Скворец втирал, что не доплыть теперь им в земли, где растёт Цирифей.

К началу следующего дня варан замедлил бег, и постепенно исчез.

Вокруг осталась та же мёртвая пустыня «безвозвратных потерь».

Я дальше двинулись пешком, и предо мной возник титановый лес,

И на опушке одинокая тропинка и свинцовая дверь

Слова скворца.

Скворец промолвил:

На поляне за оврагом увидишь радужный дом.

В нём будут жить почтальон и кондуктор с позапрошлой среды.

Там всё в порядке, приютить тебя приказывал Алчный Гном.

Тебя накормят, обогреют и поселят в дом летучей воды.

Ты там пробудешь десять суток, после можешь продолжать свой поход.

За это время будут гости: Демон Максвелла и сказочный зверь.

Тебе не стоит их бояться, это, в целом, безобидный народ.

Лишь пред Абстрактным Объектом Любви запрёшь ты наглухо дверь.

Шатаясь, шествовал шипящий, как шина, шотландский шофёр,

Шутя шокировал школьниц его шарфа шикарный шифон.

Шарф шелестел, как шестипалый шиповник об шелковый шатёр.

Шумерский шах шагал по шахтам Шри-Ланки, шепелявя про шмон.

Слова рассказчика.

Скворец, вспорхнув навстречу ветру, был титановой листвой растворён.

Я ж, сделав всё, как было сказано, в постели из тумана уснул.

Мне снился дом, его жильцы, всё так реально, я был восхищён

Тем обстоятельством, что время и пространство кондуктор в точку свернул.

Ко мне пришёл румяный юноша в тунике и с клеткой в руке.

В ней он хранил огонь и снег, точнее - солнце и капли росы.

На ткани вышиты слова на неизвестном мне чудном языке,

А на груди (на вид старинные) в оправе изумрудной часы.

Рассказ про вечную вражду богатства с мудростью изложен им был.

Антинаучный взгляд на прожитую жизнь меня развлёк, но потряс.

Забыв о том, что это сон, я громко плакал и на лампочку выл.

Шатаясь, лампочка мерцала, освещая то стены, то нас.

Искать причины, не теряя мелочей, мне юный гость предлагал.

Формально тающие льды подобны мыслям о пророчестве снов.

Разрушив прежние каноны восприятия, он с жизнью порвал,

Однако сделал это крайне деликатно (не нарушив основ).

Виденья детства, обрывки памяти и домыслы наполнили дом.

Армада ныне незнакомых людей заполонила эфир.

Вонзившись в памяти уснувшее пространство, он чинил там погром

И, наведя порядки, нужные ему, провозгласил новый мир.

Слова Демона Максвелла.

Щадя дебилов, ты, бесспорно, очень скоро уподобишься им.

И не решат проблемы деньги и власть, ты уничтожишь себя.

А попытавшись удалиться от проблемы, лик свой спрятав под грим,

Воздвигнешь стены из забвения, средь них и похоронят тебя.

Так может быть, но в твоих силах сделать выбор wisdоm or gold.

Запомни выбор - это большое искусство овладенья собой.

Решай быстрее, чем ты дышишь и где твой of freedom stronghold,

А я отныне удаляюсь, ещё не сказанный ответ увлекая с собой.

Слова рассказчика.

Румяный юноша теперь был облачён в чернильной кожи костюм.

Его часы за это время отстали на восемь минут.

Огонь погас и снег растаял, вместо них теперь лишь запах и шум.

За парнем прибыла машина, его скрутили и куда-то везут.

Я не успел прийти в себя, а новый гость уже за дверью стоит.

Им оказался соболь масти чугунной с глазами огня.

На шее цепь из серебра, на ней алмазный молоточек висит.

Не стал он ждать, когда открою, сквозь прошёл и впился взглядом в меня.

И стало страшно, я закутался в туман, и соболь речь произнёс.

Он говорил как будто шёпотом, но стены содрогались от слов.

Он излагал так вдохновенно, что с трудом я удержался от слёз

И согласился бы внимать ему годами, не наблюдая часов.

Слова чугунного соболя.

Крах с детства привычных, как горы, незыблемых истин

Сбил с толку ребёнка, святого творенья венец

Вопрос: кто был первым, конечно, сегодня бессмыслен.

Кто знает, сойдется ль в дороге с началом конец.

Ты встал у порога великой страны без названья.

Забудь раздраженье, капризы, усталость и боль.

Дань времени ждёт от тебя твоих прав осознанья.

Пред дальней дорогой от страха отречься изволь.

Ты видишь большие ворота, их тяжесть безмерна.

Войти не пытайся, коль с детства глава горяча.

Ни соболь чугунный, ни окаменевшая серна

Не скажут ни слова пришедшему к ним без ключа.

Ты полон стремленья разрушить святую границу,

Порвать пополам на стене нарисованный круг.

Из новой тетради ты чистую вырвешь страницу,

И путь предстоящий покажет, как мозг твой упруг.

Пусть "Ю" будет третьей, а "А" будет тридцать четвёртой

И "Я" с цифрой "два" будет этой началом строки,

А дальше - фундамент ключа и, надеюсь, не мёртвый,

Ты правой рукою от левой напишешь руки.

Всего один шаг отделяет тебя от разгадки

Той мысли, которая к грёзам надёжно ведёт.

Но помни, что тайны - как море, нельзя идти вброд.

И кровью зальётся на ложь и на хитрости падкий.

Ты букв имена на сокрытую сносишь строку.

Одну за другой, каждый раз начиная с последней.

Как выход найти, не понять теперь лишь дураку,

А вход ты найдёшь без проблем, если мозг твой не средний.

Не смейся, когда одна буква с другой совпадёт,

Не рви от отчаянья лист и не плюй на паркет.

Разрушь этот ветхий рубеж, и прозренье придет.

Вперёд, неоткрытая буква укажет нам свет.

Проигрыш, соло вступления на двух ксилофонах под аккомпанемент не менее пяти паровозов.

Границ больше нет, но дорога - пока лишь мираж.

Цепочка надёжных камней средь зыбучих песков.

Тебя впереди ожидает серебряный страж.

Теперь он свободен от стали тяжелых оков.

Река и века вновь сумели его оживить.

Опять он готов сокрушить тех безумных глупцов,

Которые жаждут проблемы мирские решить,

Придя в одиночку за тайной своих праотцов.

Пришедший с любимой чудовищем будет прощён.

Он цели достигнет, напуган, но всё ж невредим.

Страж тайны, приняв эту жертву, теперь укрощён,

Но к людям вернётся из тех, кто пришел, лишь один.

Спасти тебя сможет гордыня и вера в себя.

От смерти не прячься, не бойся, иди в полный рост,

Расставшись со светом луны, никого не любя,

В ту ночь ты опустишь к дороге в бессмертие мост.

Слова рассказчика.

Зверёк умолк и устремился за дверь, там превратился в кота,

Но не из бронзы был тот кот, а из оттенка луны серебра.

Он удалился восвояси по дороге в пустыню, когда

Во сне расслышал я басок почтальона, тот промолвил: "Пора".

Прошли десятые сутки, я немедленно отправился прочь.

Затем, как был покинут дом, через минуту, а, может быть, две,

Я видел девушку зловещей красоты, с небесным взглядом несказанной высоты.

Она неспешно к двери дома приближалась по острой, как бритва, траве.

Трава из чистого титана мерно плавилась под шагом её

И, разбегаясь, словно ртуть, к корням деревьев, исчезала во тьме.

Стал негативным гномом дом из радуги, и в девушку нацелил копьё.

Та превратилась в горстку пепла и явилась вновь на дальнем холме.

Вновь дом возник, и вновь она к нему стремилась, как комар на тепло,

Я ж, удаляясь по тропинке в неизвестность, размышлял о своём.

Преодолел рубеж какой-то, и водою обратилось стекло.

За бесполезностью я вышвырнул оправу от очков в водоём.

Тропинка круто вниз ушла, и развернулся бесподобный ландшафт:

У ног лежало поле розового снега; вечер, стало темно.

Мне предложил полуживой дирижер с ним выпить на брудершафт,

И я немедля пригубил из роз титановых сухое вино.

Долина эта - абсолютно точный круг размером где-то с гектар:

Наверно, кратер от упавшей звезды или потухший вулкан.

Среди титановых растений возвышается белый ангар,

У золотых ворот которого сидит уже знакомый варан.

Слова пьяного дирижёра.

Сказал мне пьяный дирижёр,

Что в этом месте исполняются сны.

Страж врат пропустит не каждого, к нему особый нужен подход.

Здесь слёзы алого цветка необходимы, либо слова тишины.

Пред ощутившим их напор варан откроет в подсознание вход.

Тебе же путь сюда заказан, всё здесь в прошлом, отвернись и иди.

Твой зверь бесформенный теперь на свободе, он всегда за спиной.

Ты стал умней, но доброту ещё скрываешь за цинизма стеной.

Цветок весенних пустынь не раз откликнется пожаром в груди.

Слова рассказчика.

Я, распрощавшись с дирижером, снова в заросли титана шагнул.

Тропа от круга лишь назад и мне пришлось идти целинным путём,

С трудом протискиваясь между страшных веток, крепких, как саксаул,

Сбивая острые иголки завёрнутым в рубаху локтем.

Опять стемнело, и опять рассвело, когда закончился лес,

Я очутился на поляне хрусталя, вся сплошь усеяна им.

Посередине ржавый круг и пирамида высотой до небес.

А дальше что - понять нельзя, поскольку там густой сиреневый дым.

До пирамиды - где-то десять шагов, хотя иду уже день.

Вокруг меняется ландшафт, но ни на шаг я не приблизился к ней.

Проплыло облако бесчисленных шаров, оставив светлую тень,

И кот из бронзы прыгнул прямо из него, не оставляя теней.

Он подошёл ко мне, обнюхал, сел у ног и съел кусок хрусталя.

Я захотел спросить о чём-то, но, к несчастью, все вопросы забыл,

Лишь сел на землю пред зверьком (в хрустальной крошке утопала земля),

А кот, наверное, уснул, по крайней мере, оба глаза закрыл.

Так просидели мы не менее суток, к нам скворец прилетал.

Теперь он только свистел и чирикал, не замечая меня.

В ответ мурлыкал металлический кот (видать, его понимал).

Скворец швырнул коту большую стрекозу, она разбилась, звеня.

Кот не спеша сожрал осколки и уставился мне прямо в глаза.

Я про себя заметил: "Право, не знаю, что мне делать теперь".

Кот к пирамиде подошёл и, отворив со скрипом ржавую дверь,

Извлек шкатулку из титана, и где-то прогремела гроза.

На дне шкатулки оказалось два ключа, размером с грецкий орех:

Один из золота с бриллиантами и чьей-то монограммой "Ч.С.",

Другой пластмассовый с верёвочным кольцом - не ключ, а форменный смех.

Кот предложил из них на выбор взять один и ненадолго исчез.

Я, не колеблясь, выбрал ключ золотой, и всё затихло кругом.

Увяли розы из титана, и осыпались иголки с ветвей.

Лес расступился, и по просеке пришёл чугунный соболь, притом

Он стал как будто бы больше, и в зубах держал цветок Цирифей.

За ним трусил полуживой дирижёр (тот, что назвался Нифром),

О чём-то громко разоряясь, свою палочку точил об брусок.

Из за огромной пирамиды валит дым и обращается знакомым котом.

В его глазах сверкают слёзы, он роняет их в хрустальный песок.

Чугунный соболь разбежался и достал прыжком из бронзы кота,

Тот увернулся и своей когтистой лапой сбил последнего с ног.

Последний, зубы вновь оскалив, продолжал свою атаку, когда

Мне на плечо скворец уселся, я ж глазам своим поверить не мог.

Слова скворца.

Ты положил начало битвы титанов, не до сказок теперь.

Богатство соболя и мудрость кота - непримиримый дуэт.

Не существует ни плохих, не хороших, ни теорем, ни доказательств.

Верь!

А существуют только домыслы и помыслы - в этом секрет.

Ты видишь два сверхсущества, но это ложь, точнее - зрения обман.

Перед тобой - один, во всём своём величии и блеске - прогресс.

Тебе решать: за кем победа, нет здесь Библии, бессилен Коран.

Подвластен этому лишь извергу историко-отчетный процесс.

Сейчас три раза прокричит стальной журавль, и наступит конец.

Закончит быть твоя беспутная молодость, зрелость придёт.

Ты в мир вернёшься изначальный - святого творенья венец.

Всё, что увидел здесь, забудешь, - так решил наш очень бронзовый кот.

Звучит первый удар в рельсу.

Я запретить ему не в силах, он хозяин твоей светлой души.

Настанет день, ты вновь всё вспомнишь, сам одев мохнатой бронзы костюм.

Не всё так просто, делать выводы о будущем, мой друг, не спеши.

Все возраженья беспочвенны.

Прогнозы? – Бесполезны, как шум.

Звучит второй удар в рельсу.

Быть может, выбор твой и верен, ключ пластмассовый - путь в аскетизм.

Сказать по правде, оба этих ключа - к одной и той же двери.

Твой путь длиннее и печальней: он, к несчастью, не минует антизм.

Ну что ж, как сказано в какой-то старой книге: "Иди и смотри".

Звучит третий удар в рельсу.

Завхоз. 1990-1993 г.